Лариса кашлянула, спросила осторожно:
— Кем?
— В животнике.
— Где?
— Ну, в животнике, с крысами…
— Иди ты, — сказала Лариса беззлобно. — Очень Любе нужны академические крысы. Она уже в сапожное ателье устроилась, директором.
Я так и знала, что Соня поверит.
— А что? — сказала Соня с явным одобрением, — Здорово! Да кому нужно наше высшее? Учишься, учишься, а потом сто рублей. А Любка небось сразу двести отхватит.
— Триста, — сказала Лариса.
— Ба-атюшки! — ахнула Соня. — Триста?
Ее лицо вытянулось, в глазах появился испуг.
— Ладно, — сказала Лариса. — Перестань чужие деньги считать, лучше ответь, когда отдашь долг за костюм. Меня давно спрашивают…
Сопя поставила чашку, виновато заморгала:
— Отдам. Только пока у меня нет. Может, немного с получки…
— Не нужно было брать, раз не можешь отдать вовремя, — осуждающе сказала Лариса. — Давай перезаймем у девочек…
— Девочки! — крикнула Лариса, перекрывая общий равномерный гул. — Скинемся для Сони по пятерке, ей с долгом не расплатиться!
Она взяла листок бумаги и начала составлять список. Деньги посыпались на стол.
Соня молча глядела на растущую кучку, морщила лоб.
— Хватит! — остановила Лариса и протянула Соне список. — Держи для памяти.
Сложила пятерки, пересчитала, добавила свою:
— Отнесу, пожалуй. Все равно время пустое. Может, проводите?
Мы вышли в сад. Все за этот час вокруг изменилось. Высоко над нами стояло солнце. Ветерок перекидывал листву на дорожках. Темно-коричневые индонезийцы стояли около бледных мраморных статуй. Длинная очередь тянулась к музею. Правее виднелась вывеска «Кафе» — двери были распахнуты.
— Зайдемте, — сказала Лариса. Она крепко держала нас под руки.
— Стоит ли?.. — робко сказала мама, но подчинилась.
Мы вошли. Конопатая, всем известная в саду Маня выглянула из-за прилавка, узнала своих.
— По шампанскому, Маня, — сказала Лариса. — У нас праздник. Анина дочка сегодня устроилась на работу.
— А мне казалось, она у тебя собиралась учиться.
— Кончила, — улыбнулась Лариса.
— Молодец, — буфетчица поставила передо мной бокал с шампанским. — Не то, что мы раньше.
Она потопталась около нас, сказала несколько виновато:
— Только, девочки, в кредит не могу. Ревизию обещались…
— Расплатимся, — Лариса вынула кучу Сониных денег.
Маня сразу же откатилась.
— Пусть знает, — подмигнула Лариса, — что мы тоже не лыком шиты. — Подняла бокал, прикоснулась к моему и маминому.
— Волнуюсь я за Любку, — сказала мама. — Понимаю, трагедия небольшая, что не поступила, а тут, — она показала на грудь, — болит и ноет.
— Ерунда! — сказала Лариса. — Все у твоей дочери будет нормально. А опыт ей не помешает. За Любину удачу…
— И на ответственную работу идет твоя дочь? — спросила из-за прилавка Маня.
Мы переглянулись.
— На ответственную, — серьезно подтвердила Лариса. — На безответственную, Маня, наша девочка не согласилась бы.
— Ясное дело, — кивнула буфетчица. — Вот я когда-то не пошла в театральный буфет, зато теперь четвертый год на улице мерзну…
…Дверь открыл Иван Васильевич, стоял в дверях огромный и сонный, усталым взглядом смотрел на меня. Из кухни вынырнула Евдокия Никитична, маленькая, толстощекая, рот — бублик, нос — пуговка, глазки — вишенки.
Евдокию Никитичну я очень люблю, добрая она и гостеприимная.
— Любаша! — обрадовалась она. — Заходи. А Вера вот-вот придет, уже время…
Иван Васильевич прихлопнул дверь, пошатал ее немного, проверил. Подумал и наложил крючок. Потом пошел к телевизору.
— Чего показывают, Вань?
Заскрипело кресло. Иван Васильевич уперся локтями в колени, уложил в ладони подбородок, застыл перед экраном.
— Чего надо, то и показывают.
— Хорошее?
— Ерунду.
— Завтра чуть свет вставать. Поспал бы…
— Успею.
Мы вошли в кухню. Евдокия Никитична смахнула со стола крошки, двинула стул в мою сторону.
— Сейчас покормлю, — сказала она.
Вытащила из холодильника салат, заливную рыбу, поставила кастрюлю со щами на плиту и тут же помчалась в комнату — в буфете у нее были пироги с картошкой.
— Ешь, сиротинушка, — приговаривала Евдокия Никитична, подкладывая салат. — Мало будет — котлетку пожарю.
Я отодвинула тарелку — хотелось передохнуть.
— Это хорошо, что ты решила с Верушей работать, с ей не пропадешь. — Приложила руку к щеке, задумалась. — А вот с одним худо, Любаня, ой, худо. Ночью то на один бок лягу, то на другой, а от мыслей не увернешься…