Палин откинулся на спинку кресла и надел очки.
— Я… много думал о неудачах. И пришел к выводу, что виноваты в них только мы с вами. Да, да. Мы поручили человеку дело, которым обязана была заниматься, при поставленных сроках, целая кафедра. И, пока у нас еще есть время, нужно не только освободить Станислава Андреевича, но и создать ему условия для написания плановой работы.
— Корнев не ребенок, — сказал Незвецкий и пристально посмотрел на него, видимо ожидая поддержки. — Месяц назад он говорил мне, что все должно получиться. Я изучал вопрос — это посильно одному. Конечно, заставлять я не имею права, но должен повторить, что проблема, над которой он работает, имеет практическое значение: сейчас от нее зависит судьба многих больных.
Палин вздохнул, и на его лице появилась скептическая усмешка.
— Вам, Михаил Борисович, сорок пять, а мне на двадцать лет больше. И, знаете, я уже не загораюсь от лозунгов. Я уверен, что, когда человек собирается открыть Америку, решить сразу несколько проблем, он вообще ничего не решает. Люди все равно будут огорчаться, страдать, умирать, и если вы думаете иначе, то это уже научная фантастика, но не наука.
Незвецкий хотел возразить Палину, но удержался.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Пусть не Корнев, дайте другого аспиранта. Я объясню ему, что на операционном столе больные гибнут от шока, а в клинике есть препарат, способный предотвратить катастрофу. Нам нужно узнать, не имеет ли препарат побочных действий — не угнетает ли он тканевое дыхание.
— К сожалению, у меня нет такого человека, — вздохнул Палин. Лицо выражало искреннее сочувствие: он не мог ничего предложить.
Стасик в первый раз с интересом посмотрел на обоих профессоров. И Палин и Незвецкий спорят в его присутствии уже час. Одного волнует план кафедры — вовремя сданная диссертация, а другому на чужую диссертацию как раз наплевать. Год назад Незвецкий легко уговорил Палина и Стасика проверить новый препарат. Но работа так затянулась, что под угрозу встал текущий план.
«Действительно, почему у одних все идет гладко, а у меня что-то обязательно случается? — думал Стасик, наблюдая, как мечется по кабинету Незвецкий. — Вот Валя Шаронова. Вместе пришли на кафедру, одновременно получили тему. Все по плану: в первый год кандидатские экзамены, на второй — эксперимент, сейчас третий год аспирантуры, и она пишет диссертацию. И шеф доволен».
Стасик старался не глядеть на Незвецкого. «А я? — продолжал рассуждать он. — Экзамены и эксперимент полтора года, литературный обзор полгода — тут бы и писать, так нет… Появилась тоска по мировым проблемам. Диссертацию побоку, а сам, как жук на спине, кручусь вокруг своих же ошибок. Палин прав: нужно думать о себе».
Стасик даже сам удивлялся, как спокойно текут его мысли, как все просто встает на свои места.
«Вот напишу диссертацию, получу место научного сотрудника, а там можно заниматься даже «вечным двигателем».
— …Слушайте, Палин, — донеслось до Стасика, — что мы спорим? Давайте спросим у Корнева, будет он продолжать эксперимент, от которого зависит судьба больных, или выберет иное…
«…От которого зависит судьба больных», — мысленно передразнил Стасик и посмотрел на Незвецкого. — Демагог вы, Михаил Борисович, но я не карась, и на крючок меня не подцепите…»
— Должен несколько разъяснить смысл вашего вопроса. — Яков Романович Палин опять защелкал дужками очков. — Скоро распределение. Если Станислав Андреевич не успеет за оставшееся время написать диссертацию, то может оказаться в чрезвычайно трудном положении. На расстоянии руководить невозможно.
«Значит, так, — про себя повторил Стасик. — Не напишу, не защищу… И этот проклятый окислительный фермент — есть он или нет! — это еще тоже бабушка надвое сказала. Год не получалось, и сейчас надеяться не на что».
Он приоткрыл папку, в которой были протоколы опытов, и стал перебирать бумаги. Сверху лежало письмо от Гошки. Стасик прочел последние слова: «Жми, дави!»
«Вот и жми, — подумал он. — Тоже мне оптимист! Хорошо жать в Валунце, когда знаешь, что все идет как по маслу. А тут и диссертация горит, и с совестью вроде бы не полный порядок…»
— Видите ли, — начал Корнев, — я перепробовал десятки вариантов, но ничего не получается…
— Но у Ивановского получалось, — сказал Незвецкий. — Вы раньше не сомневались в этом.
— Ах, Михаил Борисович! — вздохнул Палин. — К сожалению, в науке не у всех авторов получается одинаково. Я не сомневаюсь в порядочности Ивановского, но некоторые вещи трудно объяснить.