— Ты?! — воскликнул Джонсон Икс, не веря своим ушам. Слово прозвучало как обвинение.
Все уставились на мистера Сэма, словно ожидая дальнейших признаний.
— Негры готовы поверить во что угодно, — фыркнула Виола. Никто не возразил ей.
Джонсон Икс презрительно посмотрел на мистера Сэма через толстые стекла очков в черной оправе. Это был высокий угловатый человек в шоферской униформе. Маленький бритый череп, органично переходящий в огромный нос, придавал ему сходство с черепахой, которая надела очки, чтобы выдать себя за человека. Он бывал невыносим, но в глупости его никто не решился бы упрекнуть. Он был друг мистера Сэма.
— Мистер Сэм, — говорил между тем он, — я скажу тебе это прямо в лицо. Ты псих. Ты утратил весь свой ум, с каким появился на свет Божий.
На сморщенном лице мистера Сэма глаза превратились в молочно-голубые щелочки.
— Люди знают далеко не все, — прошептал он.
— Я помогаю старым и немощным, — упорствовал доктор Мубута. — Я омолаживаю престарелых.
— Чушь! А ты, мистер Сэм, посмотри на себя. Тебе девяносто лет.
— Больше, — поправил его мистер Сэм.
— Вот видишь: даже больше. Ты почти весь уже в могиле, а все балуешься с женщинами. Ты балуешься с ними шестьдесят пять лет.
— Куда дольше.
— Ты сводничал и держал бордель с незапамятных времен. С тех пор, как только услышал, что это дело выгодное…
— Дешево купить, дорого продать всегда выгодно, как говорят евреи.
— Всю свою жизнь ты жил с женщинами и еще не насытился. Тебе скоро стукнет сто, а ты хочешь пойт! против установленного Создателем порядка.
— Вовсе нет.
— Вовсе нет? — Джонсон Икс с трудом сдерживал себя. — Мистер Сэм, ты в Бога веришь?
— А то как же! Я верю в него вот уже шестьдесят девять лет. Я поверил в него, когда ты еще не родился.
Джонсон Икс был в замешательстве.
— А ну-ка, еще разок. Что-то я не понял.
— Господь заботится о тех, кто сам о себе заботится. Джонсон Икс выпучил глаза и гневно закричал:
— Выходит, ты всю жизнь мошенничал, воровал, обманывал, а теперь еще ждешь, что о тебе позаботится Господь?
— Никто как Бог, — нараспев произнес доктор Мубута словно сочтя, что хватил через край, добавил: — Разве что деньги.
— Возьмите вон тот чемоданчик, — прохрипел мистер Сэм.
Доктор Мубута взял небольшой кожаный саквояж, стоявший рядом с его докторским чемоданчиком.
— Загляни в него, — распорядился мистер Сэм. Доктор Мубута послушно заглянул внутрь, и впервые его лицо и впрямь изменилось, а глаза чуть не полезли на лоб.
— Что ты там увидел? — не унимался мистер Сэм.
— Деньги, — ответил доктор Мубута.
— Как, по-твоему, этих денег хватит, чтобы стать Богом?
— Похоже, да. По-моему, это очень большие деньги.
— Все, что у меня есть.
Ван Рафф встал. Виола заволновалась.
— И деньги эти твои, — сообщил мистер Сэм доктору.
— Ничего подобного, — возразил Ван Рафф.
— Я пошел за полицией, — объявил Джонсон Икс.
— Сядь! — прохрипел мистер Сэм. — Это я вас проверял. Там просто бумага.
Лицо доктора Мубута захлопнулось, словно Библия.
— Я хочу взглянуть, — сообщил Ван Рафф.
— Ну так деньги это или нет? — осведомился доктор Мубута.
— Это пора прекратить, — подала голос Анни. — Все это нехорошо.
— Занимайся своими делами, — огрызнулся ее муж.
— Извини, что еще живу, — отозвалась она, кидая на него испепеляющий взгляд.
— Его надо посадить в дурдом, — сказала Виола. — Он псих.
— Я все-таки взгляну, — сказал Ван Рафф, вставая и направляясь к саквояжу.
— Я вас всех вывел на чистую воду, — сказал мистер Сэм.
— Теперь, когда все высказались, могу ли я продолжать? — осведомился доктор Мубута.
— Плюнь! — сказал Джонсон Икс Ван Раффу. — Все равно саквояж никуда не убежит.
— Черта с два, — угрюмо пробормотал Ван Рафф, неохотно возвращаясь к себе на место.
Ни одна из девочек-подростков не вымолвила ни слова.
В напряженном молчании доктор Мубута открыл свой чемоданчик, извлек из него банку с мерзкого вида жидкостью и поставил ее на столик у кровати мистера Сэма. Все подались вперед, вглядываясь в мутно-белую жижу.
Мистер Сэм вытянул шею, выпучив блестящие старческие глаза, напоминая любопытного петуха с тощей шеей.
— Это оно и есть? — спросил он.
— Это оно и есть.
— И я стану молодым?
— Для того оно и сделано.
— А что это в ней такое мутно-белое?