— Пойдемте со мной, мальчики, — сказал он и двинулся к подъезду быстрой походкой. Свита устремилась за ним. В том, как он держался, чувствовались уверенность в себе и умение повелевать. У него был вид человека, который ставит цели и добивается их осуществления. Жильцы дома, встречавшиеся на его пути, кланялись. Он любезно улыбался. Лифтер держал для него лифт. Доктор Мур поднялся на третий этаж. Там он отпустил телохранителей, оставив с собой двух «священников».
Холл квартиры был роскошен. На полу лежал огромный фиолетовый ковер. У вешалки висело зеркало в полный рост, рядом была стойка для зонтиков. По другую сторону от входной двери имелся низкий столик для шляп. На концах его стояли лампы-близнецы с абажурами. С каждого конца стояло по креслу из какого-то экзотического дерева, со стегаными, ручной вышивки сиденьями. Но доктор Мур не задержался в холле. Мельком глянув в зеркало, он отправился в большую гостиную, окнами на улицу. Священники двинулись за ним. Если не считать белых венецианских жалюзи, прозрачных занавесок и фиолетовых гардин, в комнате ничего не было.
Не задерживаясь там, доктор и его свита проследовали в столовую. Там были точно такие же жалюзи, занавески и гардины и так же точно ничего другого не имелось. Доктор Мур и там не задержался. Молча он и его свита проследовали дальше, на кухню. На кухне, по-прежнему молча, священники сняли черные сюртуки, воротнички, надели белые куртки и поварские колпаки. Доктор Мур открыл холодильник и заглянул в него.
— Есть шейные позвонки, — объявил он. — Сделайте их с рисом. Кроме того, где-то тут должен быть желтый ямс и капуста.
— А как насчет кукурузного хлеба, Эл? — осведомился один из поваров-священников.
— Ладно, пусть будет кукурузный хлеб, если, конечно, есть масло.
— Есть маргарин.
Доктор Мур скривился от отвращения.
— Человеку надо что-то есть, — сказал он. — Поищите как следует.
Он быстро прошествовал назад в холл и открыл дверь в первую спальню. Там тоже было пусто, если не считать двойной кровати, а также некрашенного стенного шкафа.
— Люси! — позвал он.
Из ванной высунула голову женщина. Лицо молодое, с гладкой коричневой кожей. Черные распрямленные волосы косо пересекали лоб и закрывали правое ухо. Лицо было красивое: прямой широкий нос, широкий рот с полными, мягкими, упругими, коричневыми губами. Карие глаза, казавшиеся особенно большими за стеклами очков без оправы, напоминали об эротических утехах.
— Люси нет, зато есть я, — сообщила женщина.
— Барбара? С тобой кто-то есть? — его голос упал до шепота.
— Нет, конечно. Ты думаешь, я таскаю их сюда? — произнесла она хорошо поставленным голосом, имитирую крайнее изумление.
— А что ты тогда, твою мать, тут делаешь? — спросил он громко и грубо, сразу превратившись совершенно в иного человека. — Я же отправил тебя работать на коктейль в «Американец.
Она вошла в комнату, а с ней ворвался запах женской плоти. Она набросила на себя розовый шелковый халат, в прорези которого виднелся коричневый живот и черный лобок.
— Я там была, — обиженно проговорила женщина. — Но там слишком много конкуренток — любительницы острых ощущений из высшего общества. Они прямо облепили этих белых, как мухи сахар.
Доктор Мур сердито нахмурился.
— Ну и что? Ты боишься любительниц? Какая же ты профессионалка?
— Ты смеешься? Куда мне против этих баб? Ты когда-нибудь видел мадам Томасину, которой захотелось белого мяса?
— Послушай, шлюха, это твоя проблема. Я плачу не для того, чтобы на коктейлях эти стервы тебя обыгрывали в игру, в которую ты обучена играть. Я хочу, чтобы ты выигрывала. Как — это уже твое дело. Если из-за этих дамочек ты не можешь заарканить белого джона, я найму другую шлюху.
Она подошла к нему вплотную. Его обволакивал терпкий женский запах.
— Не надо говорить со мной Эл, детка, таким тоном. Разве от меня было мало проку? Просто на этих утренниках стервы дают себе волю. Но ничего, вечером я отыграюсь. — Она попыталась обнять его, но он грубо ее оттолкнул.
— Да уж, постарайся, — сказал он. — За квартиру не плачено, и у меня есть кое-какие должки.
— А разве твои фокусы тебе мало приносят?
— Конечно, мало. Делиться приходится слишком со многими. Да и эти гарлемцы больно легкомысленны. Им бы только валять дурака… Помолчав, он задумчиво добавил. — Нет, если их конечно, расшевелить, тогда можно кое-что заработать.