Урядник Плешков был вторично послан к Юламану. С ним был отправлен конфидентом[40] хорунжий 11-го Башкирского кантона Биккинин. Однако того, что составляло предмет страстного желания Юламана, — письма от Военного губернатора с ними не было. Эссену, абсолютному хозяину в бескрайнем Оренбургском крае, казалось унизительным переписываться с разбойником и самозваным ханом.
Юламан был взбешен. Уединившись с хорунжим Биккининым, они составили новое письмо в Оренбург.
«…Но от Вас письменного уведомления не получили, почему и усомнились, что они есть Ваши посланные, для чего отправляем к Вам одного муллу, а Плешкова и султанов задерживаем, с третичным прошением о нуждах наших и с сим же муллою просим уведомить. По получении же ответа тотчас всех отпустим и впредь покорнейше просим при подобных случаях присылать к нам с бумагою…»
В тени мятежной тучи оставался и есаул Падуров. Цель первого хозяина его, киргизца Чоки, заключалась в обмене есаула на своего родственника, томящегося в Оренбургском остроге и предназначенного для поселения в Сибирь. Но с переходом Падурова в руки Юламана пленение обрело характер политического события, определившего причины враждебного отношения киргизцев к России и степень участия в этом Хивы.
44
Назначенные к переселению красноуфимские казаки распределены:
А. На форпосты Оренбургской военной линии:
1. Гор. Верхнеуральск — 36 семей
2. Ф. Урлядинский — 46 семей (часть их поселить в Стрелецком редуте)
3. Ф. Санарский — 25 семей
4. Ф. Боровской — 25 семей
5. Ред. Луговой — 28 семей
6. Ф. Прорывный — 25 семей
7. Ред. Алабужский — 25 семей
Итого — 210 семей (на каждую выдать по 75—100 рублей)
Б. На форпосты Новоилецкой военной линии:
1. Ф. Линевский — 35 семей
2. Ф. Новоилецкий — 65 семей
3. Отр. Буранный — 15 семей
4. Ф. Изобильный — 25 семей
5. Ф. Ветлянский — 30 семей
6. Ф. Мертвецовский — 30 семей
Итого — 200 семей (на каждую выдать по 150 рублей)
Всего — 410 семей
Больше месяца красноуфимцы мозолили дороги. Лишь в самом конце июля 114 казаков и 1 урядник прибыли в Илецкую Защиту.
Скрипели на ветру ворота. Присевший на бугорке солдат трепал за ушами лохматого, сложившего на лапы язык пса. Отставленное ружье подпирало слинявшую будку у главного, одного из трех, въезда в городок. Зевнув, солдат потянулся было за ним, но встать поленился — свой народ едет, православный.
Ретраншамент[41], внушая уважение на снятом унтер-шихтмейстером Никитиным для военного губернатора Эссена плане, в яви представлял плоский земляной вал, не подправляемый со дней возведения. Кое-где с поросшего склона досужие козы щипали траву.
Проезжая вытянутые бревенчатые срубы — провиантские магазейны военного ведомства, прибывшие увидели дремавшего под пудовым замком вахтера.
— Где, скажи на милость, начальство квартирует?
— До какого ж охота? По соли старшего или коменданта? Еще атамана имеем.
— Проводи к коменданту, коли можешь, — Пожилой урядник, вконец задерганный тысячеверстным переходом, спешил сбросить с себя груз вожака в немилом деле и, слившись с одностаничниками, костерить погнавших их на Илек-реку.
Направо за магазейнами и налево уныло выперли из земли подслеповатые саманные домишки, коньками в пояс.
— Будто на коленках стоят, — с укором бросил Ефим Чигвинцев, работящий красноуфимский казак, дюжиной ударов валивший могучую ель, что стиснули родную покинутую станицу.
Привыкшие к просторным рубленым избам, красноуфимцы с презрением оглядывали мазанки, в которых, по их мнению, и скотина, если ее привести, и мычать откажется, а не то что телиться.
— Так ведь это небо у нас одно, а земля разна, — заступился провожатый — вахтер провиантских складов, отставной унтер Григорий Епанешников. — Меня-то солдатом поводило, и у вас был, знаю. Сюда закатило — и вот, видите, сроднился со степной сторонкой… А примечаю: и вашим братом казаком стали в бабки играть?
— Без тебя базлаков хватает!
— Мне что… Я, мож, присоветовать по-старожильски… А так котятками слепыми потопят.
— Тут у вас плюнь — высохнет, не долетит!
— А ты, Фома Фомич, вон ейную чуду горбатую упрось. Она харкнет — что ведром окатит! — пошутил казак на красивом долгоногом скакуне, выставя палец в лежащих на пустырьке верблюдов.
40