В послеполуденной тишине я попытался привести в систему результаты наших исследований и стал по порядку рассматривать основные аргументы нашего будущего отчета перед научными учреждениями, организовавшими экспедицию.
Во-первых; мы выяснили несомненную близость животного мира Коморских островов, Альдабры и африканского побережья. Пресмыкающиеся и птицы, млекопитающие и рыбы — все они континентального происхождения. Даже ископаемые животные, вымершие в настоящее время на островах, — гиппопотамы и трубкозубы — также служат доказательством того, что родиной мадагаскарской фауны является Африка.
Но, установив это неоспоримое зоологическое родство, необходимо, кроме того, объяснить, каким путем попали высшие позвоночные из Африки на Коморские острова или на Мадагаскар. Как удалось этому бесчисленному множеству животных, в том числе лемурам, гиппопотамам и крокодилам, перебраться через пролив и достичь берегов Мадагаскара?
Я мысленно представил себе географическую карту этого района. В водах Мозамбикского пролива разбросаны многочисленные островки и коралловые отмели. Так много мелей скрывается здесь под волнами, что плавание в этих водах считается опасным. Мне было точно известно, что в кайнозойскую эру здесь имело место значительное поднятие суши со днд мадагаскарского бассейна. Представьте себе Мозамбикский пролив в те времена: бесчисленные острова, архипелаги, скалы, рифы непрерывной линией тянулись от Африки до Мадагаскара. Таким образом, непосредственная сухопутная связь сделала возможным заселение этих островов: небольшие участки воды, разделявшие выступившие из моря островки, не могли служить препятствием для миграции ни земноводным животным, ни птицам, плохо приспособленным для больших перелетов. Даже тех животных, которые обычно не плавают, не могли остановить эти узкие проливы.
Приняв эту гипотезу, я попытался разобраться, каким образом, например, лемуры, пловцы уже совершенно никудышние, способные утонуть в небольшом бассейне, оказались в состоянии проделать этот путь. Они воспользовались человеческим способом передвижения по воде — плотами. Высказав такое предположение, между прочим, выдвигавшееся уже и раньше современными учеными, из которых я особенно хорошо запомнил профессора Ж. Мийо, я, конечно, имел в виду не настоящие плоты, построенные лемурами или другими млекопитающими. Разумеется, на это они не были способны. Но они могли бессознательно воспользоваться естественными плотами, т. е. всевозможными скоплениями растительных обломков, которые по разным причинам, гонимые ветром и влекомые течением, часто пересекали неширокие проливы.
Теперь, когда я рассматривал эту гипотезу, опираясь на результаты наших исследований, она мне казалась довольно правдоподобий. Ведь мы обнаружили, что лемуры — черный маки и монгоз, — хотя и не любят воды, однако не боятся приближаться к самому берегу. Побуждаемые любопытством и уверенные в собственной ловкости, они опрометчиво прыгают порой на любой плывущий по воде предмет, рискуя при этом попасть в довольно опасные переделки.
В этой связи мне вспомнился один эпизод, приключившийся с нами у берегов острова Майотта, когда мы отправились в катере к намеченному месту работ поблизости от залива Бандели. Уже несколько дней наш специалист по млекопитающим Станис был занят изучением живущих на острове лемуров и узнал, что обычным местом сборищ этих животных был здешний берег моря.
Поскольку наш моторный катер не мог туда пристать из-за большого количества коралловых рифов, мы со Станисом захватили с собой маленькую лодочку и высадились на берег возле мыса Бамбо.
Мы оказались в густых кустарниковых зарослях и здесь в течение нескольких часов разыскивали и никак не могли найти этих животных. В конце концов, усталые и измученные жарой, мы повернули назад и вышли из леса, как вдруг Станис застыл на месте. Я увидел, что наша надувная лодочка, которую мы вытащили на песок, раскачивается на воде метрах в ста от берега. На борту ее в необычайном волнении прыгали взад-вперед два лемура — черные маки, страшно напуганные происходящим.