Действительно, два центра управления — Минсельхоз и Федеральный центр земельной и агропромышленной реформы Руцкого — парализовали всё. Что не помешало генералу издать труд «Аграрная реформа России», который начинается словами: «Я никогда не занимался сельским хозяйством и не собирался это делать, а вот пришлось…»
В декабре 1991-го указ о либерализации цен еще только готовился (надо было найти средства для компенсаций производителям на те основные продукты, цена которых оставалась фиксированной, надо было рассчитать и прописать порядок оказания социальной помощи), но Руцкой уже выступил с зубодробительной критикой правительства и даже грозился уйти в отставку, если реформы начнутся. В отставку, конечно, не ушел. Но во время поездки по оборонным заводам Сибири, а потом и в «Независимой газете» большой спец по бомбежкам уже называл правительство «мальчиками в розовых штанишках», которые «не знают, куда идут».
Когда Егора Гайдара спросили, хватит ли ему сил и твердости выдержать атаки невежд и врагов, тот ответил: «Ощущения твердости у меня вполне достаточно. Задевает ли все это меня? Может быть, когда я закончу свои дела на посту вице-премьера и оглянусь на то, что обо мне писали и говорили, мне это будет больно и неприятно. А сейчас груз огромной ответственности, очень жесткие рамки, определяемые текущей работой, не позволяют все это замечать, придавать этому особенное значение. Сейчас я слишком хорошо понимаю масштабы игры, слишком хорошо понимаю, что дело не в личностях, а в интересах, поэтому вся „критика“ проходит мимо сознания, по периферии его».
Следующий удар нанес недавний заведующий кафедрой Института народного хозяйства, а теперь председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов. За то, чтобы этот человек получил столь высокий пост, Ельцину пришлось побороться. В отличие от легендарного чеченского абрека Зелимхана, член того же харачоевского тейпа уже успел продемонстрировать депутатам свой грубый и кичливый нрав. Как и Анатолий Собчак, он привык к дистанции между преподавателем и студентом и перенес эту манеру на работу с народными депутатами.
Настоять на своем и утвердить его в должности спикера Верховного Совета Борису Николаевичу удалось лишь при пятом (!) голосовании, а получить от своего протеже «под дых» пришлось уже через три месяца.
Не прошло и недели после освобождения цен, как Хасбулатов заявил, что Верховному Совету следует «предложить президенту сменить практически недееспособное правительство России», и добавил, что если этого не произойдет, то у Верховного Совета есть право сделать это самому (что было не так — под конец 1991 года в Конституции РСФСР уже не было нормы отзыва правительства Верховным Советом).
Ельцин вспоминает: «…его главная идея: угрожая противостоянием, заставить отступать, уступать, отрезать самому себе хвост по кусочкам. И привести к взрыву. Ведь не мог же он всерьез полагать, что я испугаюсь достаточно пассивного, аморфного состава парламента, который в тот момент четко контролировался практически одним движением бровей Хасбулатова. Не мог думать, что я испугаюсь и круто изменю политический, стратегический курс. Короче говоря, это был не поиск компромисса, в который я тогда верил, а игра в компромисс, его имитация».
По сути дела, и Руцкой и Хасбулатов объявили правительству войну. Двигала ли ими убежденность в неправоте избранного курса? Конечно, и это тоже. Спустя много лет Хасбулатов написал: «А. Руцкой признавался журналистам в том, что пошел в замы к Ельцину, чтобы противостоять развалу Союза, что он изначально был противником либеральной перестройки. Он и спустя много лет скажет, что выборность коммунистических боссов и частный сектор в обслуживании были достаточными мерами для того, чтобы сохранить СССР».
Хасбулатову необходимость более серьезных преобразований была понятна, но здесь сыграл роль личный фактор. Из представителя репрессированного народа-изгоя он выбился в председатели высшего законодательного органа страны (после чего услужливые академики тут же избрали его членом-корреспондентом Академии наук). Головокружительная карьера привела его к «звездной болезни».
Что заставило Руцкого и Хасбулатова торопиться? Ведь говорить о недееспособности тех, кто только-только приступил к делу, — нелепо. Никто не обещал, что через неделю после отпуска цен все магазины наполнятся товарами, Ельцин озвучил на съезде самый оптимистичный вариант, но и он исчислялся девятью-десятью месяцами. Поэтому, когда доктор экономических наук через шесть дней (!) после указа начинает вопить: «Почему пусты прилавки?!», понятно, что причина не в глупости, тут иное…