— Крови будет больше, если ты не заткнешься — пообещал Георг, выразительно проведя рукой по кинжалу. Хозяин мгновенно утих, ушел за стойку, откуда бросал злобные взгляды на команду. Настроение кабатчика улучшилось, когда пираты, пользуясь тем, что он спустился вниз, в больших количествах стали покупать выпивку. Продолжалось это недолго, пока вниз не спустился Эрик и запретил ему продавать вино. Остальные недовольно загомонили, но Эрик прекратил все возражения, сказав, что они нужны ему трезвыми.
— Капитан, против братства идешь — мрачно заметил кто-то. Эрик ему не ответил, поднял руку и сказал:
— Кто бы эти ублюдки не были они или местные или недавно прибыли.
— Почему? — спросили одновременно и с нескольких мест сразу.
— В такой шторм никакой ловкач сюда корабль не приведет, значит, налет был отсюда, из Ликеделла. Леший, возьми людей и давай в порт, узнай, чей корабль выходил в море ночью. Никому не расходится, узнаем, кто это, на ремни порежем.
В дверях Леший чуть не столкнулся с доктором и пришедшими с ним Синяком и Катышем. Синяк покачивался и плохо соображал, что происходит. Катыш посадил его на стул и прислонил рядом меч. Эрик сам повел доктора наверх к Рыжему. Тот уже не стонал.
— Выживет? — спросил Эрик. Доктор раскрыл сумку с инструментами, взглянул на Рыжего, вместо инструментов достал зеркальце и поднес его к губам моряка.
— И? — повторил Эрик.
Доктор, молодой, почти мальчишка, укрыл одеялом лицо Рыжего и лишь, затем сказал:
— Ему я уже ничем помочь не могу.
— Шестой — медленно произнес Эрик.
— Простите, что?
— Я не тебе. — Эрик повернулся, чтобы выйти.
Пятеро на Кошачьем острове, теперь Рыжий. Шестой.
Эрику кинули вызов. Его боялись и уважали, любили и уважали, ненавидели, но уважали. В свои неполные тридцать, он прославился после того, как захватил сагульский конвой, шедший из западных колоний с грузом золота. Эрик выманил первый неф и посадил его на риф, второй потопил точным выстрелом из единственной на «Недотроге» кулеврине. Оставшийся в одиночестве, груженный золотом когг, взял на абордаж. С тех пор прошло два года, а забыть об этом никто не мог.
— Десять крейцеров.
— Что? — Эрик обернулся.
— Я говорю, с вас десять крейцеров, — повторил молодой доктор.
— За что вам платить, если он умер.
— Я и не беру денег за лечение. А вызов стоит десять крейцеров.
Эрик дал ему флорин.
— Боюсь у меня не будет сдачи.
— А ты не бойся, бояться меня в море надо. Сейчас деньги бери, пока дают.
Доктор, не споря взял деньги и смущенно улыбнулся:
— Вот уж не думал, что мне заплатят. Думал, в лучшем случае, в живых оставят.
— Чего же шел сюда, если трясся?
— А у меня выбор был?! Ворвались ваши ребята в дом, спросили, кто здесь доктор, все на меня и показали. Меня под руки взяли и потащили сюда.
— Что значит — на тебя показали? А ты где живешь?
Доктор смущенно улыбнулся:
— В гостинице у Ника.
— У Ника есть гостиница? Быстрое повышение в ранге. Я думал это ночлежка. Дешевая и грязная, мыши вшам с клопами изменяют. Ты как там оказался? Доктор и такое место, а главное такая кампания — душевная. Там же последний сброд живет.
Молодой доктор смутился и будто бы извиняясь, сказал:
— Вот поэтому, я там и живу. Как и вся эта кампания, как вы сказали, я — сброд.
— Ты точно доктор? Они обычно чванливые лохи, которым самовлюбленности не занимать. Как и все, кто в университете учился. А ты вдруг себя не любишь.
Ответить доктор не успел, это сделали за него. Неприятный голос прокаркал:
— А любить не за что.
В дверях номера стоял странный тип. Продолговатое лицо почти невидимое в полутьме и прикрытое мокрым капюшоном. Тени остро прорезали множество морщин, когда при свете свечи беззубый рот расплылся в ехидной ухмылке. Но на него Эрик уже не смотрел. Человечек терялся в тени некоего существа с виду очень похожего на человека. Но им он быть не мог. Таких людей не бывает. Когда и как это успело сюда зайти? И так бесшумно. Когда входило наверняка согнулось в три погибели, чтобы не ударится о косяк. Или его не выбить. Голова упирается прямо в потолок, а он еще и сутулится. Эриком овладело, что-то вроде детского восторга. Он уже хотел сказать по этому поводу что-то забавное, но увидел, как побледнел доктор.