Р о з е н б е р г. У нее, наверно, есть кто-нибудь в армии? Муж, сыновья?
Х а р и т о н о в. Нет. То есть, может быть, есть… я не знаю.
М а р ф а П е т р о в н а. Есть. И муж есть, и сыновья есть. Все в армии.
Р о з е н б е р г. Придется повесить!
М а р и я Н и к о л а е в н а (вдруг бросается к Марфе Петровне, обнимает ее, став рядом с ней). И у меня тоже сын в армии. И меня вешайте! Я вас ненавижу! Ненавижу!
Х а р и т о н о в. Маша, ты…
М а р и я Н и к о л а е в н а. И тебя ненавижу! Всех вас ненавижу, мучителей! А вот мы — подруги, и сыновья у нас у обеих в армии. Да… (Рыдает.)
Входят д в о е с о л д а т.
Р о з е н б е р г. Возьмите… (Секунда колебания.) Вот эту. (Указывает на Марфу Петровну.) А эту оставьте.
Х а р и т о н о в. Спасибо, господин капитан. Она не будет больше…
М а р ф а П е т р о в н а. Благодари, благодари, иуда, в ножки поклонись.
Солдаты хватают ее за руки.
Плюнула бы этому немцу в морду, да лучше тебе плюну! (Плюет в лицо ему.)
Солдаты выталкивают Марфу Петровну. Мария Николаевна, обессилев, плачет.
Х а р и т о н о в. Господин капитан. Вы не обращайте внимания. Она это так… Нервная женщина. Они, правда, подруги были.
Р о з е н б е р г. Ничего, доктор, я прощаю вашу жену, помня о ваших заслугах. (Говорит отчетливо, глядя на Марию Николаевну.) Я же не могу забыть ваших заслуг. Ведь вы же как-никак составили мне список на семнадцать коммунистов и вчера еще на пять. Вы же мне указали местонахождение начальника милиции Гаврилова. Вы же меня предупредили, где спрятан денежный ящик вашего банка. Вы же… Впрочем, я не буду перечислять, этот перечень, кажется, расстраивает вашу жену. Она плачет, вместо того чтобы радоваться, что вы нам так помогли. Ну ничего, успокойте ее. (Уходит в соседнюю комнату.)
Молчание.
М а р и я Н и к о л а е в н а (тихо). Это все правда?
Х а р и т о н о в. Правда. Да-да, правда! Ты говори спасибо, что ты жива после того, что наделала!
М а р и я Н и к о л а е в н а. Я не хочу быть живой, мне все равно. Если бы не Коля, я хотела бы только умереть.
Входят Р о з е н б е р г и В е р н е р.
Р о з е н б е р г. Мария Николаевна, не забудьте про чай.
Мария Николаевна выходит.
(Вернеру тихо.) Сейчас мы произведем интересный психологический этюд. Еще немножко изучения нравов, того самого, которое, вы так не любите… Доктор!
Х а р и т о н о в. Слушаю.
Р о з е н б е р г. Я надеюсь, что вы нам искренне преданы, доктор?
Х а р и т о н о в. Искренне, господни капитан.
Р о з е н б е р г. И все, кто борется против нас, — это и ваши враги, доктор? Так или не так?
Х а р и т о н о в. Так, господин капитан.
Р о з е н б е р г. Как так? Точнее.
Х а р и т о н о в. Враги, господин капитан.
Р о з е н б е р г. И когда они погибают, вы должны этому радоваться, доктор?
Х а р и т о н о в. Да, должен, господин капитан.
Р о з е н б е р г. Нет, точнее. Не «должен», а «рад». Так ведь?
Х а р и т о н о в. Рад, господин капитан.
Р о з е н б е р г. Я надеюсь, что ваша жена сказала неправду и ваш сын, конечно, не борется против нас?
Х а р и т о н о в. Нет, господин капитан, к сожалению, это правда, он в армии. Я с ним давно уже в ссоре, но он в армии.
Р о з е н б е р г. К вашему большому сожалению?
Х а р и т о н о в. Да, господин капитан, к сожалению.
Р о з е н б е р г. И если бы его уже не было в армии, то ваши сожаления кончились бы?
Х а р и т о н о в. Конечно, господин капитан.
Р о з е н б е р г. Подойдите сюда поближе. (Закрывая удостоверение одной рукой, оставляя только карточку.) Это лицо вам знакомо?
Х а р и т о н о в. Николай!
Р о з е н б е р г. Я вижу, знакомо. (Открывая все удостоверение.) Здесь, на этой дырке, доктор, ваши сожаления кончились. Вы можете быть довольны. Ваш сын уже не в армии. Правда, я лично не видел, но я в этом уверен. Можете уже не сожалеть.
Харитонов молчит.
Ну как, вы рады этому, доктор?
В е р н е р. Розенберг!
Р о з е н б е р г (поворачиваясь к нему, холодно). Да? Одну минуту терпения. Значит, вы рады этому, господин доктор? (Резко.) Да или нет?