Х а р и т о н о в. Маша!
М а р и я Н и к о л а е в н а. Что?
Х а р и т о н о в. Маша, я не могу так.
М а р и я Н и к о л а е в н а. Оставь меня. Я не хочу тебя слушать.
Х а р и т о н о в. Бросим все, уедем, убежим. Я боюсь их всех. Я ничего не хочу.
М а р и я Н и к о л а е в н а. Поздно. Я же тебе говорила. А теперь поздно. Ты даже не знаешь, как поздно.
Раздается грохот отодвинутого в соседней комнате стула. Дверь открывается. Вбегает Р о з е н б е р г и останавливается.
Р о з е н б е р г. Что вы там намешали?! Что вы там намешали, вы, вы! (Падает лицом вперед на пол.)
Мария Николаевна стоит неподвижно.
Х а р и т о н о в (суетясь). Что с вами? Что с вами? (Подбегает к Розенбергу, пытается поднять его с полу.)
Мария Николаевна безучастно молча стоит у стены.
Входит В е р н е р.
В е р н е р (четким шагом подходит к Розенбергу; нагнувшись, берет его за руку, слушает пульс). Кто это сделал?
М а р и я Н и к о л а е в н а. Мы. Мы его отравили — я и муж.
Х а р и т о н о в (с колен). Нет, господин капитан, она говорит неправду… Это не мы. Это не я. Не я…
М а р и я Н и к о л а е в н а. Мы, мы. Встань. (Подходит к Харитонову, приподнимает его.) Встань, Саша, встань. (Быстро.) Это мы с ним. Мы вас ненавидим. Мы это сделали, мы оба — я и он.
Х а р и т о н о в. Господин Вернер! Господин Вернер!
В е р н е р. Вы думаете, что я вас буду отдавать под суд?
Х а р и т о н о в. Господин Вернер, это не я.
М а р и я Н и к о л а е в н а. Да, мы это сделали. Вы убили нашего сына. Мы отравили этого вашего негодяя.
В е р н е р. Я вас не отдам под суд. Я вас просто повешу обоих через двадцать минут. (Открывает наружную дверь.) Эй, кто-нибудь.
М а р и я Н и к о л а е в н а (прижав к себе совершенно обезумевшего от ужаса Харитонова, кричит, прислонясь к стене). Ну и вешай! Вешай!
Ночь. Берег лимана. Деревья. Спуск к воде. Задняя стена какого-то строения. Через сцену медленно идут В а л я и С а ф о н о в. У Сафонова правая рука на перевязи.
В а л я. А я в прошлый раз как раз тут и переплывала.
С а ф о н о в. Вот как раз потому, что прошлый раз тут, — сегодня в другом месте поплывешь. (Смотрит на часы.) Сейчас поедем.
В а л я. Светятся. Хорошие.
С а ф о н о в. В Улан-Баторе купил, уже давно.
В а л я. Где это?
С а ф о н о в. Улан-Батор? Это город такой, в Монголии. Далеко… Сейчас меня на Южную балку отвезешь, провожу тебя и… Запальники и шнур не забыла?
В а л я. В машине лежат. Что, поедем?
С а ф о н о в. Сейчас…
Из-за дома выходит В а с и н.
В а с и н (оглядываясь). Товарищ капитан!
С а ф о н о в. Я.
В а с и н. Сейчас поедете?
С а ф о н о в. Да, а что?
В а с и н. Я, с вашего разрешения, останусь тут, в роте, до утра. Телефон все еще не починили, я сам подежурю.
С а ф о н о в. Только к рассвету в штабе будь, ладно?
В а с и н. Так точно. (Уходит.)
С а ф о н о в. Сейчас поедем… Да, вот тебе и последнее испытание, Валентина Николаевна… Ты у меня теперь старая разведчица. Я теперь тебя по имени-отчеству принужден звать.
В а л я. А «вы» — не надо.
С а ф о н о в. Нет, теперь я уже принужден, ничего не поделаешь.
Слышна канонада.
Совсем наши близко к лиману подошли. Наступают. Ты представь себе, наступают наши!.. А то уж больно обидно помирать было, тем более что лично я в загробную жизнь не верю. Теперь и сказать можно. Я только вчера, когда эту канонаду в первый раз услышал, в первый раз поверил, что живы будем. И поскольку у меня надежда быть в живых появилась, прошу тебя, Валентина Николаевна, делай что надо, а так зря не прыгай. Я тебя очень хочу живой видеть.
В а л я. Я тоже. (Вдруг мечтательно.) Сафоныч, а Сафоныч?
С а ф о н о в. Что?
В а л я. Ничего.
С а ф о н о в. Ну, а все-таки?
В а л я. Я когда у твоей матери была, твою фотографию увидела и спрашивала про тебя разное. Она говорит: «Вот он маленький какой был». А мне интересно, какой ты был маленький! А она вдруг меня спрашивает: «А чего ты, девушка, так интересуешься?» Я говорю: «Ничего, просто так». А она говорит: «А я думала, любовь у вас». Я говорю: «Нет, я просто так».