С е м е н о в.
Р о з е н б е р г.
В е р н е р.
К р а у з е.
Н е и з в е с т н ы й.
Р а н е н ы й.
К о м а н д и р ы, к р а с н о а р м е й ц ы, н е м е ц к и е с о л д а т ы.
Место действия — Южный фронт.
Время действия — осень 1941 года.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Комната с большой русской печкой, с иконами в углу. Рядом с ними пришпилена большая фотография Сафонова и кепке и шоферских рукавицах.
Вечер. М а р ф а П е т р о в н а сидит за картами. Против нее М а р и я Н и к о л а е в н а в пальто.
М а р ф а П е т р о в н а (отрываясь от карт). А то, может, разденешься?
М а р и я Н и к о л а е в н а. Нет, нет, я ненадолго.
М а р ф а П е т р о в н а. А помнишь, Маруся, как мы на женихов с тобой гадали, а? Это в каком году-то было? Дай бог памяти. Это было в году… в тысяча девятьсот восьмом году это было. Думали все, какие они явятся? Ах, хорошие, наверно. И вот оказалось все напротив. Мой и пожить со мной не успел — помер. А твой, ты извини, — какой гадюкой оказался!
М а р и я Н и к о л а е в н а. Марфа Петровна…
М а р ф а П е т р о в н а. Ты уж извини, — гадюка. Говорю, что думаю.
М а р и я Н и к о л а е в н а. Ну, а что же ему было делать? Что же ему было делать? Пришли, стали в доме жить. А потом городским головой назначили. Он не хотел.
М а р ф а П е т р о в н а. Верю, что не хотел, но его главная мысль не об этом. Ему все равно, кем быть. Его главная мысль, чтобы живым остаться. Раз струсил, два струсил, три струсил, а дальше и до подлости дошел. Ты мне не говори, я его тоже знаю. (Наклоняется над картами.) И выходит тебе, Маруся, казенный дом. А дальше дороги тебе не выходит. Как тут жила, так и помрешь, дура дурой. Вот сын твой придет с войны, он вас отблагодарит. Скажет: «Спасибо вам, родители, за то, что фамилию мою опоганили, отмыть нечем». Вот что он вам скажет.
М а р и я Н и к о л а е в н а. Только бы жив был… Я от него из Тирасполя последнее письмо получила.
Стук в дверь.
М а р ф а П е т р о в н а (идет к двери). Кто там?
Г о л о с. Быстрей.
Марфа Петровна снимает крючок. Входит н е м е ц к и й ф е л ь д ф е б е л ь, с о л д а т и К о з л о в с к и й. Козловский в пальто, в полувоенной фуражке, с полицейской повязкой на рукаве.
К о з л о в с к и й. Сюда женщина входила? (Замечает сидящую за столом Марию Николаевну, подходит, быстро поворачивает ее за плечи.) Простите. Как вы сюда попали?
М а р и я Н и к о л а е в н а. Подруга детства. Здравствуйте.
К о з л о в с к и й. Здравствуйте. (Смотрит на карты.) Ах, гаданье… Тройка, семерка, туз… Давно вы здесь?
М а р и я Н и к о л а е в н а. Давно.
К о з л о в с к и й (поворачивается к фельдфебелю). В следующий дом. Тут нет.
Козловский, немецкий фельдфебель и солдат уходят. Марфа Петровна, заперев дверь на крючок, брезгливо вытирает руки о висящее у двери полотенце.
М а р и я Н и к о л а е в н а. Козловский. Знаете, в первый день, когда познакомились с ним, милый был человек. Каких-то родственников своих здесь вспоминал: дядю пятнадцать лет не видал, говорил. Сидел, чай пил… А сейчас просто страшен. Дергается весь.
М а р ф а П е т р о в н а. Погоди, и твой тоже дергаться будет. Люди когда до окончательной подлости доходят, так сразу дергаться начинают. Эх ты! Взяла бы в платочек платьишка связала, с чем пришла тридцать годов назад, да и ушла бы от него. А немцам порошку бы на прощанье всыпала. Да где уж там… А ведь хорошая ты девка была, красивая, веселая. Где все, скажи, пожалуйста?..
М а р и я Н и к о л а е в н а. Я пойду. Поздно уже. Но только не думай так плохо…
М а р ф а П е т р о в н а. Иди уж! Тошно будет — заходи. Сперва поворчу, потом пожалею. Тебя, конечно. А твоего мне не жалко. Тьфу! Ну его к черту! (Провожает гостью, закрывает дверь на крючок, прислушивается. Потом громко, повернувшись к печке, говорит.) Ну.
С печки легко соскакивает В а л я в куртке и мужских сапогах.
Ну вот и проехали гости. Сердце-то колотилось небось?
В а л я. Ага.
М а р ф а П е т р о в н а. Все ж таки страшно?
В а л я. Ага.
М а р ф а П е т р о в н а. Эх ты, разведчица! Чаю-то хочешь?