Выбрать главу

Джону вдруг пришло на ум, что он бы не выдержал, если б увидел фотографию того солнечного, пропахшего цветочным ароматом денька, когда Кейт дотошно выбирала для Дженни платьишко, расчёсывала её серебристо-чёрные волосы и вплетала туда шёлковые сиреневые ленточки. В итоге сошлись на малиновом платье, Джон запомнил… и вышла Дженни самой красивой девочкой в группе. Нет. Нет-нет, нельзя об этом больше вспоминать. Константин очнулся, когда понял, что пальцы уже начали хрустеть — так он вцепился в руль, а до его щеки холодно дотронулся Чес, не спрашивая, а зная, что с ним, но пытаясь хотя бы так забрать немного его боли к себе. Джон почувствовал, как ловкие пальцы убрали с его щеки дорожку от… нет, не от капель — слёз. Он вздохнул, покачал головой, откинул влажные волосы назад, благодарно посмотрел на Креймера.

— Мы справимся, Чесси… надо только переждать… — прошептал и резко рванул с места, сильно нажав на газ. Ему надо было развеяться, вот и сел за руль.

— Вот уж когда точно начинаешь верить в то, что время лечит… может быть… — простужено-минорным голосом проговорил Чес, сжимая полу его пальто в пальцах. Джон пытался проглотить комок боли и кивал, иногда говорил что-нибудь сам, что-нибудь отвлечённое, говорил о том, что надо бы оплатить квитанцию за дом (те всё же стали приходить, уже во второй раз!), что на следующей неделе надо заняться подключением Интернета и съездить к Джеймсу, чтобы передать ему банковские реквизиты их счетов, а также глянуть, осталось ли что-нибудь на их виртуальных счетах или плохие инопланетяне забрали даже это. Чес смотрел на него благодарно, соглашался, добавлял, что сам отыщет нужный тарифный план для них, что ближайший банк находился в радиусе трёх километров от них в Сан-Клементе, что нужно бы и телефоны купить уже, хотя, конечно, они никому не звонили, но, может быть, для связи с Джеймсом это было бы полезно.

На обратном пути ехали без пробок, скользя на своём чёрном форде по влажной серой реке асфальта. Побитый хромой Ирвайн остался позади, постепенно скрываясь в дыму, что накурило депрессивное небо. Да, небо немного опечалится — всё же близилась зима, какая-никакая, но потом, уже в марте, оно вновь повеселеет. А в декабре они с радостью встретят день рождения Чеса и, кто знает, может, уедут восвояси путешествовать по миру, говорят, например, в Италию зимой съездить — то, что нужно, и не жарко совсем, а дожди не помешают, это точно. Креймер говорил это мечтательно, слегка хрипловатым от воспалившегося горя внутри себя, но уже более светло. Джон старался совершенно отвести его от сегодняшней траурной темы, и у него, судя по всему, получилось. Хотя этот день был уже предопределён своим монохромным оттенком и приглушённым, как в старом кино, звуком. «Надо переждать сегодня» — уже стало почти мантрой, молитвой, заклятием, которое, без всяких сверхъестественных штучек, реально работало.

Отвлекаясь от склизких, так и норовящих столкнуть их в омут безнадёжности мыслей с помощью повседневных дел, Джон и Чес быстро пропустили этот день мимо себя, а не сквозь. Чему были так неподдельно рады.

Новый день принёс желанную ясность и полную блёклость вчерашнего события. Дождя не было, он всё же ушёл нагонять тоску в других штатах, а к обеду выглянуло солнце, бледное, как будто после длительной болезни, но всё равно тёплое и пригревающее. Джон и Чес успели с утра разобраться со своими делами в банке и с радостью узнали, что их вклады и счета никуда не делись, как, в общем, и у остальных девяносто процентов населения. Терялось что-то лишь в редких случаях. Было приятно получить проценты с вклада, причём нехилые, но ещё приятнее — положить на него скопившуюся сумму с премий, с работы в Хайде, с пособий. Джон бы никогда не подумал, что они сумеют жить в таком довольстве после всех лишений. Вероятно, они и это тоже заслужили, пускай Рая нет и никогда было, но некая толчковая сила заместо него осталась и старалась поддержать справедливость.

Возвращаясь к обеду домой, думая, чего бы такого быстро сварить или пожарить, ведь есть хотелось сильно, Джон и Чес спустились к пляжу, такому пустынному и серому, чтобы пройтись по нему под теплом пригревающего солнца, только что вышедшего из-под туч. Ради того, чтобы на секундочку вспомнить яркий морской август и молочную пену волн. Нынче океан почти всегда штормило — он, конечно, злился, что с приходом первых холодков о нём все забыли, и Джон с Чесом были будто бы его старыми друзьями, которые единственные пришли подбодрить его и сказать, что осталось подождать всего полгодика. Не успеет кто-нибудь заметить, как тут опять соберутся ленивые туристы и американцы, растянутся под солнцем и обгорят на следующий день, заплывут за буйки и спрыгнут с пирса.

Под ногами мягко шуршал песок, вода загорелась аквамариновым блеском и покрылась россыпью алмазных бликов от солнца, где-то вдалеке недовольно пищала одна чайка, кружась над волнами и высматривая рыбу, а будка с береговой охраной, подрагивая, ожидала своего хозяина в мае. Здесь вечно дул ветер, забирающийся под самые тёплые одежды, и вечно было ощущение, что нечто великое, тёплое и спокойное так и разливалось внутри души размеренными волнами, как и этот океан. Решение взойти на пирс пришло одновременно, и, зачем-то по-глупому взявшись за руки, они пошли по скрипучим доскам, ощущая на лицах мелкие брызги, которые было приятно слизывать с губ и ощущать солёность. Чес вспоминал, как они провожали своё затянувшееся лето, скинув одежду и спрыгнув с пирса в холодную воду, а потом отпаивали друг дружку чаем на следующий день, чтобы не заболеть. Они подошли к краю и глянули вниз, на серо-размытые волны, что, изгибаясь, проходили под их ногами.

Джон опять заговорил о чём-то несущественном, таком милом и обыденном, Чес вновь соглашался с ним, и они вновь смеялись над этим, заразительно, звонко, спугивая прилетавших на пирс чаек с мокрыми лапками. Потом на миг они замолкли, одновременно, словно были одним целым организмом, и устремили взгляды в даль, слегка туманную, будто пыльную, но бесконечную, отдававшую лишь солёным вкусом, криком чаек и протяжным звуком далёкого парома. Остро пришла неожиданная мысль — одна на двоих, — что, пускай мир и пришёл в отвратительное состояние, но он всё равно прекрасен. Пускай от цивилизации остались лишь некрупные осколки, они тоже всё-таки ещё имели в себе остатки хорошего и доброго. Пускай людские души раздроблены на несколько потерявшихся частей, они по-прежнему сильны и готовы сражаться. Пускай небо и космос ещё хранили в себе опасность, они также величавы и бесконечны, также затягивали в себя и заставляли верить в лучшее. Пускай и на жгучих осколках цивилизации Джон и Чес нашли друг друга, забытых, одиноких, растерявшихся, они всё же сумели с треском раскрыть свои души навстречу новой силе, новому чувству, поначалу болезненному, но потом согревшему души на оставшуюся жизнь. Пускай они потерялись в хаосе, зато теперь нашлись в спокойствии, таком безграничном, каким океан кажется с берега.

Пусть осталось ещё много тайн и загадок насчёт катастрофы, Джон и Чес знали, что могут жить в покое, всегда имея план спасения под рукой в случае чего. А человечество — собрать осколки своей погибающей цивилизации, чтобы сделать её сильнее и крепче; Константин и Креймер, крепко сплетясь душами, конечно же, помогут ему в этом. Но всё же внутренний голос и спокойный океан мягко нашёптывали: ваша следующая станция не определена точно, но движемся мы в направлении к бесконечной области счастья, приятного вам пути. И уж им-то верилось в это без сомнения.

24 сентября 2016 г.