— Чес… — прошептал. Потом долго ругал себя за напыщенную трагичность ситуации, посчитал, что повёл себя слишком мягко. Могло показаться, что он, повелитель тьмы, растрогался. Стоп, он же уже не повелитель тьмы, разве нет?
— Да-да, я понимаю, ты удивлён и, вероятно, хочешь мне врезать за то, что я не рассказал тебе о своей лживой смерти, о том, как меня подставили. Но, надеюсь, ты поймёшь и меня, и моё положение… — начал тихо Креймер, обошёл машину и теперь был в двух шагах от собеседника; смотрел грустно-грустно, как небо теперь смотрит на них. Константин ощущал своё частое дыхание, своё неверие в собственные чувства; он не верил глазами, ушам, что перед ним был тот самый Чес Креймер и что-то говорил. Он мелко качал головой в стороны, как полоумный, силясь привести бурю мыслей в порядок, и невидящим взглядом всматривался в родные черты, уже потихоньку стирающиеся из памяти. И да, ему могло вполне показаться, что Креймер изменился — воспоминания не освежались уже года два, ведь когда-то тогда он потерял последнюю оставшуюся у него фотографию якобы погибшего. Но худоба и бледнота не были свойственны тому вечно здоровому и весёлому пареньку; что-то, видимо, случилось. Ах да, забыли про рой вопросов в голове Джона насчёт того, как Чес остался жив! Но это после, это потом…
— Креймер, твою мать!.. — сдавленно шептал, вертя головой в стороны, словно силясь разогнать сон, если это опять был сон. — Ты был жив всё это время и… молчал? Креймер, — проговорил чуть громче, вскинув подбородок, — я не знаю, как мне реагировать, честно: то ли… то ли вмазать тебе хорошенько, то ли обнять, гадёныша этакого! — он действительно чувствовал, как тряслись его руки в желании что-то сделать. В конце концов он отпустил пакеты, те хлюпко плюхнулись в лужу рядом. Глупо говорить о том, что было уже всё равно. Джон так и не определился, что хотел сделать, а лишь резко схватил того за грудки и зачем-то легонько встряхнул, но более не сделал и движения, похожего на грубое встряхивание. Только пристально, даже с каким-то чувством смотрел и не мог понять… многого не мог понять.
Чес не сопротивлялся, послушно ожидая хоть удара; даже глаза прищурил, но не свёл их с Константина.
— Джон… — сорвалось тихое с его губ, — я понимаю твои эмоции. Прости.
— Да, мы же взрослые люди, я всё, всё понимаю… Чес, — губам было ещё непривычно произносить это имя, хотя сам он был готов уже давно к такой перемене в его жизни. — Просто и меня пойми… пойми ту бурю на душе, что вообще никогда не давала мне нормально жить, а теперь и подавно: она ведь оказалась оправданной… Я ещё не могу поверить. — Джон поднял на него взгляд, жадно впиваясь им в лицо и действительно ещё отдалённо доверяя своим чувствам — спасибо, пару раз уже обманывали. А теперь, когда желанная мечта была так близко, Константин стал неверящим циником — уж лучше казалось ему в тот момент проснуться и чем раньше, тем лучше. Но он не просыпался, в то время как карие глаза пускай каплю равнодушно, но вполне реально смотрели на него, смотрели в него, вглубь… Джон встряхнул головой в сотый раз, ощутил, что дрожь уже унять не сможет, и только крепче сжал ворот куртки своего водителя. Тот, кажется, что-то говорил; он не слышал, а наблюдал, наблюдал за всем: за сухими, отчего-то посиневшими губами, за бледными впалыми щеками, за преданно смотрящими на него глазами, за курчавыми прядями, развевающимися на ветру. Ему хотелось наблюдать за всеми переменами, что происходили в Креймере; да, он знал, что потихоньку скатывался в безумство. Неожиданно Чес усмехнулся — однако как-то совсем не весело — и прежним тихим хриплым голосом проговорил:
— А ты не постарел… Даже морщинки не прибавилось! — его рука дёрнулась было вверх, но Чес насильно остановил её, боясь своих собственных движений. Джон это заметил, сглотнул, понимая, что Креймер ясно чувствует ту пропасть между ними, образовавшуюся за три с половиной года. К тому же, нельзя сказать, что в прошлом они были отличными друзьями… просто как-то так получилось, что Константин не мог забыть его из-за какой-то той особенной черты в его характере: привлекательной и невыносимо милой. А сейчас, после тщетных попыток оставить прошлое, он вдруг находит человека из этого самого прошлого; почему-то в такие моменты сразу начинает казаться, что вы были отличными друзьями. Да, Джон зацепился как утопающий за соломинку. И теперь навряд ли сможет отпустить.
— Ты не веришь, что я рад… что счастлив… — прошептал он, разжимая пальцы и выпуская воротник Креймера.
— Я верю, что ты хочешь мне вмазать, — ухмыльнувшись, ответил Чес, пристально вглядываясь в собеседника. Джон усмехнулся и покачал головой. Его взгляд во время этой угнетающей тишины наткнулся на упавшие пакеты; он тут же вспомнил про какую-то другую реальность, существующую вне его самого: оказывается, у него есть жена и ребёнок… У Константина похолодело на душе: неужели он позволил себе опуститься до такого? Он ощущал озарение; да, звучало это всё до крайностей банально, но он вдруг начинал понимать, что всё вокруг — сплошь враньё. Это всё выдуманное, и он попал в этот выдуманный круговорот жизни. А парнишка, придя из прошлого и принеся его мысли, отрезвил его, хотя сам того, наверное, даже не понимал. Впрочем, эти революционные мысли прошли быстро; Джон поднял пакеты и многозначительно взглянул на Чеса.
— Иди, Джон. Это же твоя жизнь. У тебя есть семья, — отчего-то горько улыбнулся. — Так что иди. Случайность же, видимо, свела нас единственно для того, чтобы ты узнал, что я жив.
— Нет, — твёрдо отрезал он, сурово на него глянув. — Не для этого. Для чего-то другого, очень важного. Даже не спрашивай, я и сам ничего толком не понимаю, — добавил он, видя разомкнутые губы в желании спросить. — Это просто чувство есть такое, говорящее, что нас ждёт многое… Я же хочу знать всё в подробностях: как ты выжил, где скрывался, почему молчал, зачем… — Константин остановился и замял предложение; продолжение «Зачем мучил?» он решил оставить при себе — это какие-то слишком вульгарные слова для них с Креймером. — Короче, всё. Жди меня здесь. Я скоро вернусь.
— Зачем возвращаться? — грустно усмехнувшись, спросил Чес, оперевшись о машину. — У твоей дочки день рождения, как-никак. Отпразднуй это на высшем уровне. Не стоит приходить… — добавил тихо, менее уверенно. Джон лишь презрительно посмотрел на него, как в былые времена, и бросил скупое «Дурак!..». Развернулся и поплёлся к подъезду. А Креймер его понял как нельзя лучше и лишь странно улыбнулся. И он точно знал, что Чес ему поверил. Потому что как иначе?..
Пока Джон ехал в лифте, то тщетно старался привести себя в порядок: и взгляд казался ему диким, и румянец на щеках неоправданным, и руки — слишком трясучими, и слова — бессвязными. Он чувствовал себя открытой книгой, любой, казалось ему, мог взглянуть на него и точно пересказать все его коварные планы и мысли в голове. Джон едва вытерпел те полминуты, пока лифт поднимался на седьмой этаж; и тусклая подсветка, и тёмные стены, и зеркало с его тревожным лицом — всё будоражило нервы, и так расстроенные. Перевороты, столь частые в его прошлой жизни, в нынешней были редки, именно поэтому его душа сейчас болезненно отзывалась о происходящем, даже как-то слишком неестественно прося о стабильности. Вот последнее-то было странно… впрочем, это всё можно списать на привычки прошедших трёх лет.
Джон выпрыгнул из лифта в сильнейшем волнении и ещё минуты две искал ключ; его телефон между тем отчаянно вибрировал в кармане — Кейт, видимо, уже искала его. Наконец он ворвался в общий коридор и, не закрывая дверь, сразу же бросился к своей квартире; пару раз лихорадочно нажал на звонок, потом одумался, выдохнул и уже более-менее спокойно начал открывать дверь ключом. Константин потом ещё долго ругал себя за излишнюю нервозность и совсем не к месту звонок, наверняка встревоживший его жену. Как только он открыл, на пороге уже стояла слегка взволнованная и удивлённо на него поглядывающая женщина его лет с тёмно-пепельными волосами до плеч, серо-синими глазами и не слишком выразительными чертами лица: тонкие губы, недлинные ресницы, кожа даже с каким-то нездоровым оттенком; и фигура у неё была обычная, даже слегка нескладная, зато стройная. На ней сейчас были какие-то домашние штаны и кофта; впрочем, Кейт всегда была милее в обыденной одежде, чем даже в том самом платье. В общем, с первого взгляда она казалась симпатичной, но не смазливой; теперь Джону казалось, что он, по какой-то странной причине, смотрит на неё как в первый раз. Только в отличие от того настоящего первого раза, когда он её увидел и почувствовал симпатию, теперь он ощущал только какое-то подозрение: в бывших даже, кажется, любимых чертах он угадывал сейчас слишком много… лжи? неправдоподобности? Искусственного равнодушия? Чёрт его знает, только когда он увидел Кейт, то как-то сразу отпрянул на шаг; женщина изумлённо на него смотрела и, кажется, что-то спрашивала.