Утро первого дня выдалось прохладное, очень тихое. Выйдя из Уссурийского залива, мы взяли курс на юг и вскоре попали в густой туман, низкой полосой протянувшийся по всему горизонту. В этих местах можно ожидать встречи с маленькими судами, лишенными радаров. Поэтому через каждые несколько минут «Дмитрий Менделеев» давал продолжительные гудки, предупреждая о своем приближении. Прояснилось только к вечеру, стали видны берега Кореи. Мы привели в порядок нашу лабораторию, распределили рабочие места. Весь этот день море было очень спокойным и казалось совершенно безжизненным, не попадались даже морские птицы, обычно сопровождающие судно, когда оно идет так близко от берегов. На следующий день погода сменилась, подул свежий ветер и стало слегка покачивать. Во время вечернего чая передали сообщение: «Справа по борту стая дельфинов». Все выбежали из кают-компании и, вооружившись фотоаппаратами, столпились у борта. Дельфины играли, плыли по курсу судна, пересекали его путь перед самым форштевнем, а некоторые стремительно проплывали даже под килем. Однако сфотографировать их оказалось не так-то просто. Быстрый ход «Дмитрия Менделеева», появление дельфинов из глубины в самых неожиданных местах и начавшаяся качка не давали возможности поймать их в поле зрения видоискателя. Справа подошла новая, еще большая стая. Блестящие черные звери один за другим, как будто нарочно позируя, высоко выскакивали из воды.
Ночью вошли в Восточно-Китайское море. Волнение усилилось. Официальный бюллетень судовой метеостанции так охарактеризовал состояние погоды: «Сегодня мы мужественно прошли чрез циклон (чик), который по существу классифицируется как первая стадия развития циклона (стадия волны). Давление в центре было 1000 мб. Можно представить себе ветер и волнение, когда давление в центре внетропических циклонов опускается до 980. В тропических циклонах оно падает до 940 мб и ниже, а скорость ветра превышает 50–70 м/сек. Максимальная скорость ветра, которую мы зарегистрировали сегодня, была всего лишь 14 м/сек (7 баллов), а некоторые товарищи уже укачались! Мужайтесь, открыватели!»
Рядом с метеосводкой, на доске, где вывешивают приказы по экспедиции, появился листок со списком тех, на чье имя поступили радиограммы. Обнаружив в нем свою фамилию, я отправился в радиорубку. Телеграмма была из лаборатории от Софы Степанянц, которая дважды работала в экспедициях в центральной части Тихого океана: «Поздравляю началом рейса, желаю больше футов под килем, меньше акул на рифе, привет Океании».
Мы продвигались все дальше на юг, становилось теплее. Появились первые летучие рыбы. Одну из них нашли утром на нижней кормовой палубе. Обычно летучие рыбы не поднимаются высоко над водой, а, распластав плавники, стремительно несутся над самой ее поверхностью. Зрелище это поистине незабываемо. Целые стаи серебряных рыб с темно-синими плавниками-крыльями неожиданно выскакивают из воды и, описывая широкие дуги, мчатся в сторону от корабля, сверкая на солнце. Их длинные грудные плавники чуть трепещут. Кажется, что вот-вот рыба снова уйдет под воду, а она все летит от гребня к гребню волны, как пущенный «блинчиком» камешек. Известно довольно много видов летучих рыб, относящихся к шести родам. Некоторые из них достигают 40–45 см в длину, но обычно они несколько меньше. Полет летучей рыбы весьма своеобразен. Вначале она разгоняется под водой, усиленно работая хвостовым отделом тела. Грудные плавники при этом прижаты к бокам. Выскочив на поверхность, рыба внезапно распускает их и продолжает бить по воде нижней, большей лопастью хвостового плавника. Наконец, достигнув предельной скорости, она отрывается от воды и летит над ней как стрела. Полет длится 10–15 секунд. За это время рыба успевает пролететь 150–200 м. Высота полета, как уже говорилось, обычно незначительна, но все же известны случаи, когда летучие рыбы оказывались ночью на палубе, на высоте пяти и даже 10 м над уровнем моря. Полет служит им защитой от тунцов, парусников, морских щук и других хищников. Летучие рыбы очень вкусны, но никогда не образуют больших стай и потому промыслового значения не имеют.
Летучая рыба в полете
Становилось все жарче. Капитан вышел к обеду в легкой рубашке и шортах. Это было сигналом к переходу на тропическую форму одежды. Во всех помещениях заработали кондиционеры. С палубы в лабораторию мы возвращались словно в нетопленый предбанник из парилки. Сразу же произошло разделение на сторонников и противников кондиционирования. Первые доказывали все преимущества этого достижения цивилизации, пугали оппонентов перегревом, потерей трудоспособности: «На «Витязь» бы вас, тогда узнали бы, что значит плавать в тропиках!» Противники парировали все доводы: «Ну и что ж, что на «Витязе» нет кондиционеров, а работали на нем не хуже, чем на «Менделееве», не было ни одного случая перегрева. Зато здесь еще простудимся. Каждую минуту придется бегать из жары в холод. Кроме того, пропадает существенный элемент экзотики». Однако споры имели чисто академический характер — отключить кондиционер по всему судну нельзя. Только в своей каюте можно отчасти регулировать приток холодного воздуха. Поэтому на первых порах одни засели в прохладе и тени лабораторий, другие устроились работать на открытой палубе.
Днем на корме появились два голубя. Это были светло-сизые почтовики. На одной лапке у каждого из них блестело кольцо с номером, к другой — привязана капсула с письмом. Попытка сфотографировать птиц оказалась неудачной. Объективы фотоаппаратов, вынесенных из прохлады лабораторий и кают на палубу, немедленно запотели, как и стекла биноклей. Со всей серьезностью встал вопрос: как быть с оптическими приборами? Держать их на палубе нельзя из-за соленых брызг. Кроме того, всегда есть риск, что ваш фотоаппарат будет хорошо полит забортной водой из шланга при скатывании палубы. Хранить же камеры в лаборатории — значит лишиться самых редких и интересных кадров. Ведь бывают моменты, когда снимать нужно без промедления. Наш альголог Петров предложил держать аппаратуру в лабораторном инкубаторе, соответственно отрегулировав его температуру. Эту блестящую идею немедленно осуществили. Мы пользовались инкубатором в течение всей экспедиции и обязаны ему многими интересными кадрами.
Около 23 часов 2.1 июня пересекли тропик Рака. Ночь была черная, ярко светили звезды, четко обрисовывался Млечный Путь. Судно легло в дрейф. Море стало гладким, как петергофские пруды, звезды отражались в воде. Как только движение замедлилось, за борт свесили лампы. Одну из них на толстом резиновом кабеле опустили прямо в воду. На корме собрались любители ловли кальмаров. Но еще до того, как привлеченные светом кальмары появились у края освещенного круга, на нижнюю кормовую палубу, как серебряная стрела, выскочила змеевидная макрель (Acinocera nothd). Эта хищная рыба из семейства скумбриевых с длинным телом — довольно редкая добыча. Наш ихтиолог (а по совместительству и ученый секретарь экспедиции) В. Э. Беккер сразу же побежал с ней в лабораторию. Пока рассматривали макрель, появились кальмары. Они, как бледные тени, быстро двигались на небольшой глубине по краю освещенного круга. Два или три поднялись к самой поверхности. В воду полетели блесны, и одного из кальмаров сразу же вытащили на палубу. Еще в воздухе, повиснув на крючках, он резко изменил цвет — из стеариново-белого стал темно-красным. Второго кальмара, к собственному удивлению, поймал я. Моллюск стремительно бросился из глубины на красную приманку и схватил ее длинными ловчими «руками». Блесна для ловли кальмаров имеет форму веретена величиной с указательный палец. Обычно ее изготовляют из яркой пластмассы. На конце расположены два венчика острых, загнутых крючков. На них-то моллюск и попадается, когда в погоне за блесной хватает ее своими щупальцами, одна пара которых значительно длиннее четырех остальных. Наколовшись на иглы, кальмар ринулся в глубину хвостовым концом вперед. Леска туго натянулась, и я стал выбирать сопротивляющуюся добычу. Очутившись в ведре с забортной водой, кальмар выбросил из своего «реактивного двигателя»-воронки мощную водяную струю, окатил столпившихся вокруг любопытных зрителей и тут же замутил воду чернильной жидкостью. Эта защитная реакция очень характерна для всех головоногих. Воду в ведре сменили, но моллюск уже стал вялым и медлительным.