С каждым днём он наглел всё больше. Он выхватывал вещи прямо из наших рук. Если же нечего было стащить, он объявлял своим пылесос, диван, дверь, помойное ведро, газовую плиту со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Избавление пришло случайно.
Однажды, защищая от посягательства щенка свой завтрак, исчерпав все угрозы, окрики, брань, просьбы и мольбы, мама в смятении зарычала совсем так, как это делал он сам:
— Р-р-р!..
И — о чудо! — щенок поджал хвост и, кося чёрным, в красноватом ободе глазом, робким, крадущимся шагом отошёл к дивану. Когда он опять приблизился к столу, мама зарычала снова — и снова он испуганно и униженно отполз прочь.
Наша домашняя жизнь наладилась.
— Р-р-р! — рычит мама у швейной машинки, охраняя свои катушки, шпульки, мотки шерсти, пуговицы, кусочки материи.
— Р-р-р! — рычу я за письменным столом, чтоб уберечь от внезапного нападения листы рукописи, вечную ручку, резинку и карандаши.
— Р-р-р! — слышится из передней — это рычит вернувшийся с работы папа: ведь ему надо успеть снять и спрятать калоши, перчатки и шарф.
Так мы и живём — рыча…
Пятерки и единицы
Путешествуя по Германии, мы, группа московских туристов, побывали в средней школе одного очень молодого, очень нового города неподалёку от Берлина. Этот город так молод, что в нём нет ни одного старого здания под красной черепичной крышей, ни одной островерхой кирхи, вонзающейся в небо, как игла, ни ратуши с круглыми часами, гулко выбивающими часы и получасья. Этот город похож на нашу улицу Горького или на район Песчаной, где высокие, одного роста, дома тянутся вдоль широких, длинных улиц, обсаженных деревьями.
Под стать городу молода была и школа. Она пахла масляной краской, свежим деревом и ещё чем-то острым и бодрящим, чем всегда пахнут новостройки. Молоды и её учителя, даже самому директору не больше двадцати пяти лет. Школьное помещение с просторными, светлыми классами, с двумя физкультурными залами, с широкими коридорами, уставленными аквариумами и клетками с певчими птицами, так красиво и нарядно, что всем нам, людям уже пожилым, захотелось опять поступить в школу.
Но, конечно, самым лучшим в этой школе были дети. Весёлые и шумные, как все дети мира, и при этом очень вежливые и подтянутые, как далеко не все дети мира.
С нами была учительница одной из московских школ, круглолицая и седоволосая Анна Сергеевна. Она отлично владела немецким языком, и вскоре у неё завязался с ребятами живой, дружеский разговор.
— А вот скажите, ребята, кто из вас учится на одни пятёрки? — спросила Анна Сергеевна.
Ребята замялись, словно этот простой вопрос поставил их в затруднительное положение. А затем вразнобой закричали:
— Курт! Курт Бордин!.. У него больше всех пятёрок!..
— Где этот мальчик? — спросила Анна Сергеевна. — Нам бы хотелось с ним познакомиться.
Пёстрая стайка ребят зашевелилась, раздалась и вытолкнула вперёд рослого крепыша в коротких замшевых штанах, с голыми, поцарапанными коленками. Верно, Курт Бордин был очень скромен: на его курносом, веснушчатом лице не отразилось никакого удовольствия от того, что он оказался в центре внимания. Он хмуровато глянул на Анну Сергеевну и шмыгнул своим курносым носом. Анна Сергеевна немного растерялась, — верно, она иначе представляла себе образ круглого отличника.
— Ты правда пятёрочник, Курт? — спросила она.
Курт шумно вздохнул и ничего не ответил.
— Курт замечательно работает головой, — заметил какой-то мальчик в больших роговых очках.
— В особенности на футбольном поле, — добавил другой.
Отличник, скромник и к тому же спортсмен, Курт сразу вырос в наших глазах.
— Слушай, Курт, — растроганно произнесла Анна Сергеевна, — московские пионеры, ученики четвёртого «В», просили меня вручить этот значок самому лучшему ученику. — Анна Сергеевна достала из портфеля плоскую коробочку и бережно вынула оттуда новенький красный пионерский значок. — Тот, кто носит этот значок, Курт, должен быть всегда и во всём хорошим человеком. — Близоруко прищурившись, Анна Сергеевна приколола значок к клетчатой рубашке Курта.
Тот недоверчиво покосился на значок, потом на Анну Сергеевну и, ничего не сказав, отошёл за спины товарищей.
— Ну, а двоечники у вас есть? — улыбаясь, спросила Анна Сергеевна.
— О, много! — весело отозвался мальчик в роговых очках. — У нас и на единицы учатся. Вот Бербель — у неё по всем предметам единицы.
И другие ребята закричали:
— Бербель!.. Бербель Крафт!..