Узнав, что Матвеев служит в НКВД, певица расплылась в очаровательной улыбке: актер ей смертельно надоел — хотелось выселить его из квартиры куда-нибудь подальше. По возвращении в Питер позвонила Михаилу: не зайдете ли посмотреть мою печку — вроде как надо ее переложить? Конечно, зашел. И остался до утра — печку осматривать(7)… Прямо как в сказке: деревенский крестьянишко с княжеской доченькой!
Но солдат с кем ни спит, а служба идет.
В октябре 1937 года Заковский вызвал Матвеева и вручил ему протоколы на тысячу с лишним приговоренных к расстрелу. Заглянул Михаил в расстрельные списки — мать честная, кого там только нет! Предводитель кулацкого мятежа Порфирий Железняк. Офицер деникинской контрразведки Леонид Дашкевич. Одесский бандит Яшка Кушнер. Грузинский князь Яссе Андронников. Французский журналист Жан Рено. Потомственный адвокат Александр Бобрищев-Пушкин. Бывший чекист Иван Тунтул. Недобитый анархист Николай Владимирский… Троцкисты, монархисты, графья и аферисты — все в одной яме лежать будете. Эх, молодость — «Красная Горка», «Серая Лошадь»!
И отправился Михаил Матвеев на Соловки выполнять задание государственной важности, можно сказать, приказ Революции — убивать.
По пути, в Медвежьегорском концлагере НКВД срубил пару березовых палок — лупил ими осужденных «без всякой к тому надобности»(8). Глядя на него, подручные тоже вошли в раз: двух зеков удушили просто так. Обезумев, зверствовал Матвеев и на Соловках: колотил контриков по головам, по спинам — всех, кто под горячую руку подвернется. Приговоренных расстреливал «быстро, точно и толково». Лишь пятерых из тысячи помиловал — и то потому, что московский начальник Вейншток приказал стукачей не трогать: в других лагерях-пригодятся.
Героем вернулся Матвеев в Питер и «за укрепление социалистического строя» удостоился законной награды Революции — ордена Красной Звезды. По такому случаю был сабантуй, на котором подвыпивший Заковский хвастался, что скоро переберется в столицу. Матвееву предстояло отблагодарить хозяина. И он постарался: на 120 тысяч рублей казенного имущества упаковал и отправил в Москву(4).
Уехал тот, а на его место старый партийный работник — Литвин. А с ним целая свора столичных хамов примчалась: Альтман, Гейман, Скурихин, Хатеневер, Лернер. Все — в руководящие кресла уселись. И началось по-новому.
Гейман присмотрел шикарную ленинградскую квартиру — плевать, что в ней живут люди. Потребовал себе, солдату Революции. Скурихин винный сервиз запросил — хватит солдату Революции из жестяной кружки пить. Альтман трижды менял автомашину, пока не успокоился на достойной солдата Революции — на «крайслере». И каждому подай: столовое серебро, мебель из красного дерева, прислугу на дом и прислугу на дачу. И все — бесплатно, как для всех настоящих солдат Революции.
С досады возмутился начальник Матвеева Мочалов, пожаловался Литвину: нескромно ведут себя некоторые чекисты, а денег в казне НКВД нет. И тут же угодил в тюрьму «за контрреволюционную деятельность».
Матвеев, конечно, язычок прикусил, припомнив, как «здесь много публики, которая всегда способна закопать… живым в могилу». Все ж и его арестовали. А обвинили в том, что выполнил он назаконный, как оказалось, приказ Заковского и расстрелял безвинных контриков. И того предводителя кулацкого мятежа. И офицера деникинской контрразведки. И одесского бандита. И грузинского князя. И французского журналиста. И русского дворянина. И бывшего чекиста. И анархиста…
Суров военный трибунал НКВД — десять лет Михаилу дали. Радуйся, что жив остался.
Прибыл по этапу в Волжский концлагерь, что неподалеку от Рыбинска расположен. Вместе со всеми на общие работы попал, вместе со всеми за паршивой парцайкой встал.
Но недолго пришлось Матвееву лагерную баланду хлебать: накатилась война. Вышло так: освободили его по специальному постановлению Президиума Верховного Совета СССР. Едва успел в Ленинград — клацнуло за ним немецкое блокадное кольцо.
Пришел в управление НКВД на Литейном проспекте, попросился назад: «прошу Вас вернуть меня в родную армию чекистов». Оставшиеся в живых сослуживцы похлопали бывшего арестанта по плечу: всякое, мол, бывает. И поручили заведывать внутренней тюрьмой — из огня, что называется, да в полымя. Всю войну то дрова доставал, то продукты. Даже орденом Ленина наградили — за добросовестную службу.