— Что попросить?
— Плёнку. У меня в доме стёкол нет. Совсем. Последнее окно позавчера выбило. Я их хочу плёнкой заделать, — чуть не плачет она.
— Вы знаете, но у нас уже нет плёнки. Закончилась.
— А что же мне делать? Холодно же в хате.
Я стою и понимаю, что чувствую себя, как бы виноватым перед ней, что плёнка закончилась. Но помочь ей в этом не могу.
— Я не знаю. Может у ваших соседей что-то осталось? Мы много её людям раздали, — говорю я ей.
— Нет, сынок. У соседей тоже нет.
Бабуля вздыхает, разворачивается и тихо бредёт на выход.
— Что?
Она спокойно так поднимает голову и отвечает:
— Кушать у нас тоже нечего. Одна крупа осталась.
— Подождите меня здесь. Я вам сейчас принесу, — говорю я ей и бегу в наш класс, где мы сами тогда базировались.
Там Албанец и ещё несколько человек из наших.
— Парни, там бабуля одна пришла, к Борисычу за плёнкой. Короче, надо ей продуктами помочь. Что у нас есть в наличии?
После недолгих подсчётов выясняется, что каждый может отдать по банке тушёнки.
— Тавр, этого мало будет, — говорит Албанец. Возьми ещё полмешка картошки. Отдай ей.
— Да она же это всё сама не дотащит, — отвечаю я ему.
— Так ты и помоги. А я пока за тебя постою.
Я хватаю консервы, кидаю всё это в мешок с картошкой и выбегаю в коридор, где у дверей ждёт меня старушка.
— Вот. Мы тут с ребятами вам собрали не много. Давайте я вам это всё отнесу. Далеко идти?
— Нет, тут недалеко. А тебя командир твой не заругает?
Тут как раз к нам подходит Саня Песня. Наш начальник охраны.
— Саш, мы тут с пацанами собрали кое-что из продуктов. Я отнесу ей до дома. За меня пока Албанец подежурит.
— Ну, давай. Только ты недолго. А то скоро возможно выезд будет, — говорит он мне.
— Хорошо. Я туда и обратно.
Закидываю автомат себе на правое плечо, мешок на левое, и идём с бабушкой до её хаты. По дороге спрашиваю:
— Что же вы не уехали, когда война началась? Зачем остались?
— Не могу я уехать, сынок. Брат у меня лежачий. Совсем не встаёт. Некому за ним ухаживать. Да и кому мы, старики, нужны?
— А как же дети, внуки ваши.
— Сын ещё летом погиб, под Донецком, в ополчении. А внуки в России живут. Зовут меня к себе. Но как я брата оставлю. Он же помрёт тут без меня.
Примерно через пять минут мы подходим к её дому.
— Вот моя хата, — говорит мне она, показывая на дом.
Я смотрю на эту избушку и вижу, что там нет не только стёкол, но и снесено полкрыши.
— Да как же вы тут живёте? — говорю я ей.
— Я пока с братом у соседей живу. Спасибо, что приютили нас. Ты оставь мешок тут, у заборчика. Дальше я уже сама.
Ставлю мешок к забору.
Бабушка берёт меня за руку и, глядя в глаза, вытирая слёзы, говорит:
— Спасибо тебе сынок. Храни тебя Бог.
— Да, собственно не за что, бабуль. Помогли, чем смогли. Вы меня извините, мне обратно уже надо.
Обнимаю бабушку и прощаюсь.
— До свидания. Не болейте главное, — говорю я ей. Разворачиваюсь и бегу назад, к своим.
Бегу и понимаю, что мы ещё хорошо устроились в этой школе. Ну и что, что спим на полу и на партах. Зато стёкла целы и котельная, что в подвале, топит школу. Ну, нет воды, и что с того? Её же можно принести в баке, с той самой водокачки. Ну да, туалет на улице, в кустах. Зато с едой, с консервами проблем нет. Есть тушёнка и даже варёная сгущёнка, которую Саня Песня принёс неделю назад, целое ведро и которую мы ещё не съели.
— Да у нас там практически курорт. Тепло, светло, а главное все вместе, — размышлял я так про себя пока шёл обратно.
— Ну что, отнёс? — спрашивает меня «Песня», после моего прибытия в школу.
— Ага. Там у неё хата совсем разбитая. Это жесть, Сань. Как они там живут?
— Это война, брат. Будь она не ладная. Ты давай готовься. Сейчас с Борисычем поедем.
— Да я, как пионер. Всегда готов! — улыбаюсь я ему, поправляя свой «калаш».
— Ну, ждите тогда, — говорит он мне и скрывается за дверями класса, где расположен наш штаб.
Через десять минут, мы отправились на очередной выезд с Мозговым.
— середина февраля 2015 года. Ломоватка-Дебальцево.
В предыдущей части я рассказывал о наших бытовых, военных буднях. Не буду тут сейчас опять повторяться, а просто добавлю, что кроме всего прочего была ещё одна вещь, с которой приходилось считаться — это сон. Вернее его отсутствие. Отсутствие сна, как такового, в нормальном понимании нормального человека.
Есть такое понятие — «ненормированный график работы». Возможно, ты — читатель тоже такой график работы имеешь. Это когда пока ты работу не выполнишь, домой не уйдёшь.