— По-человечески? Ага, по-человечески… Ну, так он попрощался со мной за руку и пошел по Трехмильному проезду вверх. Прогуляться, — так он сказал. Я начал работать и размышлять: что же такое было у него на лице? Оно мне показалось странным. И я решил прийти сюда и сказать вам то, что вы услышали. По-человечески… Принеси мне воды, сынок.
— Мама вам принесет! — Игорь уже сбегал с веранды. — Я знаю, где его искать! — донесся голос мальчика уже из-за деревьев. — Я найду!
Хлопнула калитка.
Филипп напился воды, посмотрел на Галину, кивнул и направился к калитке, и ракушки захрустели под его грузными шагами. Михаил пошел проводить старика.
— Доктор, я все хочу попросить вас, — сказал Филипп, берясь за щеколду: — дайте мне что-нибудь, чтобы я меньше потел во сне.
Игорь бежал по шероховатым плитам Трехмильного проезда, жесткая трава, торчащая из щелей, царапала его босые ноги. Он выскочил из дому в одних трусах, даже панамы не успел надеть, и теперь солнце начинало припекать ему голову.
Он очень торопился.
Дорога становилась все круче, Игорь запыхался и перешел с бега на быстрый шаг. Он старался экономно и правильно регулировать дыхание — как учил его дядя Георгий. Четыре шага — вдох, четыре шага — выдох.
Игорь и сам не знал, что заставляло его так торопиться. До сих пор он жил в окружении вещей и явлений ясных и привычных, как свет дня. Но последние события — приезд незнакомой женщины, непонятное бегство дяди Георгия, визит Филиппа — сбили мальчика с толку. Ему хотелось одного: вцепиться в сильную руку дяди Георгия, и тогда снова все будет хорошо и привычно.
Трехмильный проезд кончился. Влево уходила лесная дорога в Халцедоновую бухту, но Игорь знал, что дядя не любил этой дороги: он всегда предпочитал держаться ближе к морю. И Игорь без колебаний пошел направо по узкой тропинке, зигзагами сбегавшей в ущелье. Некоторое время он шел в тени моста электрички, продирался сквозь кусты дикого граната, потом, лавируя между стволами орехов, поднялся по противоположному склону ущелья и вышел к крутому обрыву над морем.
Он чуточку передохнул и потер большой палец ноги, больно ушибленный о корень дерева:
Затем Игорь двинулся по узкому карнизу — однажды они с дядей Георгием проходили здесь. Он старался не смотреть вниз, где под обрывом синело море, он медленно шел, прикасаясь левым плечом к скале и осторожно перешагивая кустики ежевики, тут и там стелющиеся по карнизу. В одном месте он увидел примятый кустик и раздавленные ягоды — это окончательно утвердило его в мысли, что дядя Георгий недавно здесь прошел.
Да, он недалеко. Наверно, за тем выступом, за которым сразу открывается вид на пляжи Халцедоновой. Еще десяток метров…
Дикий грохот и вой возникли так неожиданно, что Игорь вздрогнул. Это электричка, перелетев по стальному мосту через ущелье, мчалась по дороге, прорубленной в скалах, выше карниза, прямо над головой мальчика. Игорь знал, что отсюда электричку не увидит, но невольно задрал голову — ив тот же миг его правая нога встретила пустоту.
Он сорвался…
Его рука отчаянно цеплялась за карниз, но соскользнула с гладкого закругленного камня, и тут Игорь почувствовал, что живот прижат к колючему кусту. Он успел вцепиться руками в куст и повис над обрывом, тщетно пытаясь нащупать ногами спору.
— Дядя Георги-и-и-й!
— И-и-и… — откликнулось горное эхо.
Незадолго перед этим Георгий Платонов прошел по карнизу к тому месту за выступом скалы, откуда была видна Халцедоновая бухта.
Здесь он остановился, прижался спиной к теплому камню, сдвинул кепи на затылок.
Здесь никто его не видел, и ему не приходилось думать о выражении своего лица.
Он был один — наедине со своими мыслями.
Перед ним лежало огромное море, согретое южным солнцем. Он видел зеленые склоны гор, желтые пляжи и белые здания. В двух часах ходьбы его ждала прекрасная женщина…
Но он был уже бесконечно далек от всего этого.
Он знал, что напрасно тянет время, — но никак не мог оторваться от своих мыслей о Галине.
Пойми, я должен был бежать от тебя. Ты мешала мне. Я нуждался хоть в каком-нибудь душевном равновесии, чтобы закончить работу. Но ты мне мешала, и вот я тайком уехал — бежал от тебя. Так было лучше — лучше для нас обоих. А потом ты бы все поняла из моих записок, которые Михаил перешлет в Борки. И время залечило бы рану.
Но ты разыскала меня
Ты разыскала меня.
Ну, как объяснить тебе, моя единственная, что я уже не принадлежу жизни? Да, я здоров и силен, несмотря на мои семьдесят четыре. Мои движения точны, мышцы налиты силой, и сердце пульсирует ровно. Но через несколько часов… Через десять часов двадцать минут…
Бедняга Нейман, ему было лучше, ведь он не знал.
Открытый мною закон кратности обмена неотвратим и точен. Ничто не спасет меня. Ничто и никто — даже ты. Но все же… Безумный опыт, который я здесь проделал, дает какую-то возможность… Нет, не мне. Другим, кто будет после меня… Может быть, им удастся, следуя моим указаниям, нарушить кратность обмена… И значит, я не зря поработал здесь, в тишине и покое…
В тишине и покое?
Не надо обманывать себя. Покоя не было.
Но я не знал, что встречу здесь этого мальчика.
Если бы я знал…
Довольно тянуть.
Платонов смотрит на часы. Бежит по кругу секундная стрелка, исправно отсчитывая время.
Надо решаться.
Грохочет над головой электричка. Она везет к бархатным пляжам веселых, нарядных мужчин и женщин.
Ну, Георгий Платонов, может, ты оторвешь, наконец, спину от теплом скалы?
— Дядя Георги-и-ий!..
Игорь? Как он сюда попал?
Голос мальчика, зовущий на помощь, мгновенно возвращает Платонова к жизни. Торопливо он продвигается по карнизу, боком огибает выступ… Глаза его расширяются при виде мальчика, висящего над обрывом.
— Держись, Игорь! Я иду!
Корни куста давно тянулись. Теперь они не выдержали, поддались… Игорь, не выпуская из рук колючих веток, полетел вниз.
— А-а-а-а… — Голос его замер.
В тот же миг Платонов резко оттолкнулся от карниза и бросил свое тело в воздух. Синее море надвигалось на него. Сведя вытянутые руки перед головой, он, как нож, без брызг вошел в плотную воду, зашумевшую мимо ушей.
— Придется немного потерпеть, — сказал Михаил.
Мальчик кивнул. Пока отец промывал его ободранные грудь и живот, смазывал мазью и перевязывал, Игорь не издал ни звука. Он лежал, стиснув зубы и крепко держась левой рукой за руку дяди Георгия. Не вскрикнул, не застонал. Только в глазах у него были боль и крик.
— Ну, вот и все, — Михаил укрыл сына простыней. — Молодец, Игорь. Теперь постарайся уснуть.
Он приложил ладонь ко лбу мальчика, потом отошел от койки и сделал знак жене: пойдем, ему надо отдохнуть. Ася со вздохом поднялась.
— Легче тебе, сыночек?
— Да, мама, — шепнул Игорь.
Он все еще не отпускал руки дяди Георгия, неподвижно сидевшего возле койки. Ася задернула штору и вышла вслед за Михаилом из комнаты.
Платонов поднял голову, взгляд его остановился на Галине. Он устало улыбнулся ей и подумал: «Она смотрит на меня почти враждебно».
Через некоторое время Игорь уснул. Но как только Платонов осторожно попробовал высвободить руку, мальчик встрепенулся и сжал его пальцы еще сильнее.
И так было еще несколько раз.
Текло время, в комнате стало сумеречно: там, за окном, солнце клонилось к закату. Платонов украдкой взглянул на часы. Галина сидела напротив, лицом к лицу, и он встретил ее отчаянный взгляд и тихонько покачал головой.
Наконец ему удалось высвободить затекшую руку. Игорь ровно дышал во сне. Платонов обнял Галину за плечи, и они вышли на веранду.
Ася захлопотала, побежала в кухню, вернулась с подносом. От запаха еды Платонов ощутил легкое головокружение.