– О, конечно. Мы должны знать, что тут сегодня будет происходить.
Чтобы вечером обмениваться впечатлениями с владельцами. Не забудьте, это все-таки представление про скачки.
Мне пришло в голову, что я, кажется, и в самом деле об этом забыл.
Подлинная детективная история, в которой принимают участие я сам, оттеснила вымысел на задний план.
– И на кого вы ставите в этом заезде? – спросил он. – Я думаю, что выиграет Премьер. А как по-вашему?
– Высокий Эвкалипт, – ответил я.
– Говорят, он наполовину спит, – возразил он.
– У него симпатичная морда, – сказал я. Он покосился на меня. – Вы ненормальный, вам это известно?
– Я помешан только в норд-норд-вест *.
– При южном ветре я еще отличу сокола от цапли, – подхватил он тут же и рассмеялся. – Не родился еще такой актер, который не мечтал бы сыграть Гамлета.
– А вам приходилось?
– Только в училище. Но стоит однажды это выучить, как уже не забудешь. Прочитать вам "Быть или не быть"?
– Нет.
– Вы меня убиваете. Увидимся вечером.
Он отошел – какой-то промежуточной походкой, на половинной мощности, – и немного погодя я увидел, как он стоит, обнимая за плечи Донну, чего, насколько я знал, в сценарии не было.
Почти все владельцы вышли из клуба и спустились вниз, чтобы наблюдать за тем, как подседлывают лошадей, которые будут участвовать в заезде на приз Скакового поезда. У самых заядлых на груди красовались значки.
Филмер появился без значка – такое легкомыслие было не в его духе.
Зато Даффодил приколола значок под самым декольте, и его красно-бело-золотистые цвета то и дело выглядывали из-под пышного шиншиллового меха. Миссис Янг храбро прикрепила значок на видное место – на лацкан своего костюма.
Мистера Янга нигде не было заметно.
Супруги Ануин, при значках, вовсю наслаждались созерцанием Верхнего Эвкалипта, у которого действительно была симпатичная морда и который выглядел вовсе не таким уж сонным. Его тренер не приехал из Австралии, как и его обычный жокей: пришлось найти им замену в Канаде. Ануины сияли и похлопывали по плечу всех, кто оказывался поблизости, включая лошадь, и было слышно, как мистер Ануин со своим антиподским акцентом называет жокея "сынок", хотя тот выглядел намного старше его.
В следующем отсеке настроение было куда спокойнее. Мерсер Лорримор, не сопровождаемый остальным семейством, дружески поболтал со своим тренером, приехавшим из Торонто, и пожал руку своему жокею – тому же самому, который скакал на "Вудбайне". Премьер, считавшийся фаворитом, держался так, что было видно – его всю жизнь баловали. "Почти такой же наглый, как Шеридан", – промелькнула у меня шальная мысль.
Владельцы Флокати вели себя наподобие Мейвис и Уолтера Брикнелл – они нервничали и суетились вокруг своей лошади; я подумал, что, если они будут продолжать в том же духе, это наверняка не пойдет ей на пользу. Их тренер, выглядевший довольно беспомощно, тщетно пытался помешать им некстати разглаживать попону, поправлять лошадиную челку и дергать за седло. Их громадные значки то и дело маячили перед самым носом возбужденной лошади. Просто ужас. Бедные мистер и миссис "Флокати" – казалось, собственная лошадь доставляет им не столько радость, сколько мучение.
Мистер и миссис Янг, как и Мерсер Лорримор, доставили в Виннипег двух своих лошадей, которые должны были участвовать в скачке, на автомобиле.
Опытные лошадники, они со спокойным интересом наблюдали, как готовят к старту их пару – Солюбла и Слипперклаба: миссис Янг, как обычно, любезно беседовала с одним из жокеев, а мистер Янг более бесстрастно – с другим.
Лошадь Даффодил Квентин – Неженку – привезли на ипподром вместе с пятью другими, принадлежащими пассажирам нашего поезда, – все они расхаживали вокруг со значками, не переставая улыбаться. Ведь это был, в конце концов, один из главных моментов всего путешествия, ради которого все и затевалось. Я слышал, что Скаковой комитет провинции Манитоба в середине дня не только устроил для них прием с шампанским и роскошный обед, но и преподнес им на память групповую фотографию всех владельцев, принимавших участие в путешествии, в красивой рамке. Я подумал, что сейчас они предвкушают, как потом будут вспоминать этот день.
Телекамеры, расставленные по всему ипподрому, запечатлевали происходящее как для вечерних новостей, так и для двухчасового гала-шоу "Поддержим Канадскую скаковую программу", которое, как оповещали развешанные повсюду плакаты, предполагалось показать по всей стране, от побережья до побережья, после того как в Ванкувере состоится третья, заключительная скачка.
Участники заезда выехали на дорожку под звуки фанфар и ободрительный рев трибун и в сопровождении пони подъехали к старту.
Лошадь, украшенная цветами Мерсера Лорримора – красным и белым, как и на значке, который он добросовестно нацепил во имя процветания канадского скакового спорта, – заняла крайний бокс с внешней стороны дорожки. Светло-голубой и темно-зеленый цвета Даффодил оказались крайними с внутренней стороны. Высокий Эвкалипт, цветами которого были оранжевый и черный, стартовал точно в центре и сразу же оказался впереди остальных десяти лошадей, на самом острие стрелы, которую они образовали на дорожке.
Я смотрел сверху, из последних рядов главной трибуны, стоя над клубом, куда владельцы вернулись шумной толпой, чтобы наблюдать за скачкой. В мой бинокль-фотоаппарат цвета внизу, на дорожке, освещенной уже не греющим солнцем, выделялись четко и ярко, и следить за ходом скачки было легко.
Стрела скоро распалась и превратилась в ломаную линию – Премьер скакал по наружной бровке, Неженка по внутренней, а Высокий Эвкалипт все еще держался немного впереди. Две лошади Янгов, разделенные жребием, все равно сошлись вместе и всю дистанцию шли бок о бок, словно двойняшки. Флокати, в розовом, прижался к барьеру, как будто без него не знал дороги, и четыре других жокея взяли его в коробочку.