Старичок выпрямил сгорбленную спину, точнее попытался, отчего снова стал выглядеть надменно:
– Не знаю, сколько человек умерло в тот год от гриппа, но то, что большинство мёртвых пришлось на то октябрьское воскресенье, тому я живой свидетель. Один из немногих живых.
Усмешка вновь приподняла его усы, только она получилась кривая.
– И большинство из них сидят в психбольнице в Живых Водах. Точнее лежат. И крепко привязаны ремнями.
Тут он захохотал, точнее заскрежетал – тихо и злорадно, я вздрогнул: в жизни не слышал подобного смеха. Он напоминал звук, издаваемый ржавым куском железа, который трут о камень, – только тише.
– С напарником мы подъехали туда сразу после полудня. Это в квартале Слияния – там, где сейчас стройка. Старые дома обрушились – никто в них жить после того дня не хотел. Солнце вот так же слепило – знаете, такое же осеннее солнце, которое больше светит, чем даёт тепла. Поднялись на пятый, самый верхний этаж. Перед этим бросили монету – Жан-Пьер выиграл и поехал на лифте, а мне пришлось топать пешком. Когда я поднялся, он уже разговаривал с соседкой нашего парня. Соседка нам посочувствовала. Сказала, что встретила нелегала на выходе из подъезда минут десять назад.
Мы ещё раз бросили монету – я опять проиграл, ха! – мне выпало выбежать на улицу и осмотреться, а Жан-Пьеру – ждать, удобно расположившись в квартире нашего «подопечного».
Я вышел из дома, остановился на маленьком перекрёстке и стал глядеть по сторонам. Поднял глаза на балкон, где только что стоял с Жан-Пьером, и увидел, что он машет мне руками, как семафор, и указывает куда-то в сторону реки.
И вправду, я увидел молодого человека, подпадавшего под описание того, кого мы искали. Среднего роста, тёмные волосы, нос с горбинкой, лицо слегка осунувшееся. Не поймёшь, не то музыкант, не то нарик. В руках пластиковый пакет из супермаркета – видно, ходил за жратвой. Этот балбес шёл прямо на меня. Я даже не стал дёргаться, просто решил стоять и ждать, пока он пересечёт улицу со стороны реки и подойдёт ко входу в дом.
И тут у меня голову, знаете ли, прихватило. Мы накануне отметили рождение ребёнка у сослуживца, и я решил было – ну вот, запоздалое похмелье, «с парашютом». Ну ничего, придётся потерпеть, думаю, счас этого скручу, посажу в машину, а потом по дороге в участок в аптеке прикуплю чего-нибудь.
Паренёк в то время как раз дошёл до середины перекрёстка. Тут он поднял глаза на меня – ну, мне так показалось – и застыл посредине улицы как вкопанный. Я рванул к нему, несмотря на то что башка трещала, – как же, счас ты от меня уйдёшь, милый. Чёрта с два!
И тут я увидел, на что пялился парень и, как догадался уже потом, на что мне махал Жан-Пьер. Сначала – тень. Я не обратил бы внимания, да облако набежало, мало ли. Но уж очень плотная тень была и двигалась слишком быстро. И тут по выражению лица паренька и по тому, куда он смотрел, я допёр, что его проблема – не я. Да и не в форме я был, не догадался бы он. Короче, не переставая бежать, посмотрел я вверх. Нервы у меня крепкие, это я вам сразу скажу, за годы работы в полиции насмотрелся я и повидал – куда уж больше. Ну в общем, это было похоже на большой шар с колючками – со всех сторон. Длинными колючками. Так что вместе оно было размером с хорошую пятиэтажку. Как представлю – даже сейчас дрожь пробирает.
Как я вам его опишу? Ну, представьте себе огромного ежа, которого накачали сжатым воздухом, так что он стал круглый, как мяч. Так вот, вместо морды – или что это у него было – торчал такой длинный крупный рог, ненамного длиннее, чем колючки, которыми оно было всё покрыто. И цвет у них такой – в жизни не видел такого цвета – фиолетово-розовый – светлее к концам колючек, темнее к основанию. Всё оно блестело, как будто было покрыто какой-то жидкостью или смазкой.
Не знаю как, но я сразу понял, что оно было живое. У него даже колючки – так – подрагивали всё время. Но хрупким оно не было: сам видел, как одна из колючек чиркнула по дому, что был у дороги, пока вся эта штука спускалась – так вот, бетон раскрошился, и полквартиры на верхнем этаже вместе с балконом полетели вниз.