— Каломей, зачем ты сжег храм? — спросил судья, размышляя, какую ошибку совершила его дочь, связавшись с этим мерзавцем — как, бишь, его…
— Я хотел прославить свое имя, — отвечал Каломей.
«Если бы тот негодяй не сбежал из Эфеса, я бы приказал утопить его в море», — неторопливо рассуждал судья сам с собой.
— Что? И все? — удивился он, услышав ответ Каломея.
— Мое имя, память обо мне сохранят дотошные историки. Имена ваятелей, создавших храм, забудут, а меня будут помнить вечно! — необдуманно заявил тщеславный преступник.
— Ты ошибаешься, Каломей! Писарь! Вычеркни имя Каломея из дела. А впиши… Герострата! — Судья вспомнил наконец имя несостоявшегося зятя. — Надо быть глупцом, — продолжал судья, — сжигая храм из-за пустого желания славы, говорить об этом мне.
— А каким будет приговор? — спросил палач.
— Утопите его в море, — сказал судья.
И убитого горем Каломея потащили к морю.
— Да! И запретите впредь упоминать имя Герострата, — крикнул вдогонку судья и погрузился в размышления о добре и зле.
На следующий день в городе все говорили о негодяе Герострате и о мудром судье.
Владимир Михановский
Задачка
Эвмен долго глядел в окно. Обширный институтский двор был пуст. Эвмену нравились те дни — люди называли их выходными, — когда он мог так вот, не спеша, классифицировать полученную за неделю информацию, а все непонятное, как обычно, уточнять во время дежурной встречи с руководителем лаборатории Павлом Филипповичем, или просто Пашей, как звали его сотрудники.
Эвмен услышал, как глубоко внизу, в недрах здания, вздохнул включенный транспортер. Потом по коридору четко простучали каблучки — это был не Паша. В комнату вошла новая лаборантка. Катя.
— Привет, Эвмен, — сказала она.
Рядом с тоненькой девушкой двухметровый робот со своими девятью гибкими конечностями выглядел достаточно представительно. Эвмена обрадовал незапланированный визит. Новой лаборантке Эвмен определенно симпатизировал. По его наблюдениям, отдавал предпочтение Кате и руководитель лаборатории.
— Понимаешь, Эвмен, не выходит одна задача, — сказала Катя. — А без нее мой дипломный проект горит.
— Горит? — удивился робот.
— Ну как ты не понимаешь! Вот условие, послушай.
Робот замер. Только в его огромных глазах-блюдцах иногда пробегали неспокойные блики, отражавшие мыслительный процесс.
Пауза затянулась.
— Да, конечно, без программирования ничего не выйдет, — разочарованно пробормотала Катя.
Махнув рукой, она сделала несколько шагов к выходу. И тут Эвмен схватил со стеллажа фломастер и, подскочив к стене, стал выводить на ее светло-кремовой поверхности какие-то формулы.
— К этому, — робот указал на последний знак, — нужно добавить еще интеграл столкновений.
— Ну конечно же! — воскликнула Катя. — Дальше я разберусь сама. Спасибо, Эвмен. Дай я тебя за это расцелую!
Робот вышел из стадии неподвижности только тогда, когда снизу донесся еле слышный вздох выключенного транспортера. Он оживился, заслышав в коридоре знакомые энергичные шаги.
Павел Филиппович был в добром настроении: ведь вечером он собирался j окончательно объясниться с Катей.
Эвмен пересказал Паше условие только что решенной задачи и спросил, правильно ли он вывел формулу.
— Остроумно, — похвалил его Паша. — Но насколько я помню, тебе не давали такой задачки, — добавил он, скользнув взглядом по стеллажам, набитым книгами и информблоками.
— Попутно пришлось решить… — произнес Эвмен, уклоняясь от прямого ответа.
«У него уже появились свои тайны. Он взрослеет», — мысленно отметил Павел Филиппович. Он уже совсем собрался было уходить, но что-то в поведении Эвмена насторожило его.
— Что еще? — спросил заведующий лаборатории.
— Есть вопрос. Как вы относитесь к Кате?
— К Кате?.. Какой Кате? — Павел Филиппович почувствовал, что начинает краснеть, и метнул на робота подозрительный взгляд. — А почему ты, собственно, спрашиваешь?
— Надо, — лаконично ответил Эвмен.
— Катя хорошая девушка…
— В таком случае, объясните мне, пожалуйста, воспитатель, что означает с ее стороны действие поцелуя?
Мучительная, до корней волос краска залила лицо молодого руководителя лаборатории. «Может, он стал ясновидящим?» — обожгла мысль.
— Я… я не знаю, — пробормотал он.
Робот впервые слышал от человека эти слова.
— В таком случае я сам объясню вам, воспитатель, — великодушно заключил он.