Лиана Мусатова
На Пришибских высотах алая роса
«Ой, вы косы…» автор картины В.В.Никитин
Памятник на захоронении останков воинов-женщин в селе Чапаевка Токмакского района на военно-братском мемориале.
Бунт памяти (вместо предисловия)
Вопреки самым пессимистическим прогнозам некоторых литературоведов относительного того, что военная тематика давно исчерпала себя, и что в начале ХХI века она уже не будет представлять никакого интереса ни для одного из читательских поколений, – на книжных полках, Пегас тому свидетель, появляются произведения все новых и новых писателей-баталистов. Тех писателей, которые не просто отдают некую творческую дань Великой Отечественной, но и настойчиво, с документальной вдумчивостью, разрабатывают пласты «глубинного залегания» этой, во всех отношениях странной, все еще далеко не изученной, а во многих аспектах своих – и не до конца осмысленной, войны.
И среди этих литературных имен, уверен, не затеряется теперь уже и имя писательницы Лианы Мусатовой.
Свое творческое видение, свое душевное «прочувствование» войны, Лиана стала воспроизводить еще в первых поэтических сборниках «На алтаре жизни», «Уроки времени», «Строгое лицо войны», «Многозначная однозначность»…
Но, всего лишь в отдельных стихотворных произведениях задекларированная, тема войны воспринималась в этих изданиях, то ли в качестве обычного тематического вкрапления в поток современной женственной лирики; то ли в качестве творческого проявления гражданственности; да еще – дани общественному мнению и коллективной народной памяти. В том числе, и памяти, возрождавшейся из семейных альбомов рода Мусатовых, по судьбе которого война тоже прошлась кроваво и жестоко.
Понятно, что Лиана, – чье детство было истерзано войной и немыслимо трудными, физически и душевно израненными послевоенными годами, – не могла, не имела права умолчать в своих стихах о виденном и пережитом; причем пережитом не столько лично ею, и не только родными и близкими, но и всем ее многострадальным поколением. Это было бы нечестно и несправедливо, уже не только по критериям обыденной человечности, но и по самым высоким критериям очеловеченного искусства. Ибо, как писала она в своей поэзии «Строгое лицо войны»…
Может быть, именно такое понимание своего творческого долга перед военными поколениями, да еще – то, что в довоенные годы сложные житейские обстоятельства сблизили многодетную семью Мусатовых со столь же многодетной семьей Поповых, воспитавшей прославленную фронтовую летчицу, Героя Советского Союза Надежду Попову, – и подвигло в свое время поэтессу Лиану Мусатову засесть за роман-хронику «Я, Надя Попова, из Донбасса», увидевшем свет в 2010 году в Донецке.
Конечно, жесткий документальный материал романа, который еще могла видеть сама героиня, диктовал свои условия, определял сюжет, манеру и стилистику произведения, в рамках которых Мусатовой непросто было развернуться и с лирическими отступлениями, и с философским проникновением в суть образов и коллизий. К тому же сама личность Поповой, со множеством ее званий, наград и общественных должностей, почиталась, причем вполне справедливо, почти на культовом уровне.
Тем не менее, в пределах жанра, роман удался; он нашел своего читателя, а главное, подарил новоявленному прозаику то, что мы, романисты, привыкли именовать «романным мышлением» – с его выстраиванием сложных сюжетных линий и событийных хитросплетений; с формированием микро– и макрообразов, подтекстов и характеров…
А вот с последующим документальным романом «Реабилитирован посмертно» все выглядело намного сложнее. Здесь уже нужно было не столько романтически превозносить и восхищаться своим героем, сколько поражаться тем обстоятельствам, которые определяли судьбу старшего политрука Александра Шведова. То есть, человека, который сначала, еще до нападения немцев, как сотрудник НКВД, в должности военного комиссара батальона особого назначения, наводил образцовый коммунистический порядок в Западной Украине; затем, по заданию НКВД, честно и преданно налаживал работу подпольной организации в тылу немцев, а после возвращения к своим, попал в подвалы НКВД, прошел через все пытки и издевательства, и в августе 1944-го был расстрелян по приговору военного трибунала. Реабилитировали же его, как и сотни тысяч других репрессированных коммунистами, только в 1973 году, посмертно, естественно…