А вот эту необыкновенную колыбельную записала на Урале свердловский композитор М. А. Кесарева у одной старой бабушки, которая пела ее своему внуку низким устрашающим голосом.
Этой мрачноватой песней как бы отгоняли злые силы от ребенка.
У моих знакомых, людей современных, с высшим образованием, растет внучка. В этой семье любят народные песни, поют сами, ставят пластинки с записями народных певцов. Слушая их, эта кроха, ей полтора года, берет людей за руки, как бы приглашая поплясать с ней. А когда в доме ставят пластинку с брянскими песнями Антона Тимофеевича Капралова, она вся расцветает, и надо видеть, как она слушает. Это ли не пример того, что песню надо слушать, петь ее, чтобы любить, ведь любим мы то, что знаем.
Как-то Раиса Ивановна — учительница, у которой училась моя дочь Василиса,— попросила меня попеть с детьми, разучить с ними народные песни. Я сказала ребятам, чтобы они поспрашивали у своих родителей, какие народные песни те знают, и записали их названия на листочке. Дети принесли «народные песни» — «Лаванду», «За того парня» и др. Спрашиваю, есть ли дома пластинки с записями народных песен. Не знают. Кто же в этом виноват? Не наше ли равнодушие, пренебрежение к истории своего народа?..
Как-то летом отдыхала я со своими детьми на турбазе «Солнечный камень» — это в сказочных бажовских местах под Сысертью. Детей на турбазе было много, и вот родители попросили меня попеть им русские народные песни, былины рассказать. Я с радостью согласилась. Спрашиваю у детей, верят ли они в чудеса, есть ли в наших уральских лесах баба-Яга? Все хором радостно: «Не...е...ет!» Значит, не было у них ни кикимор, ни леших, ни домовых, ни русалок. Огорченная их ответами, спросила, как же мне быть, если они ни во что не верят? На что один находчивый мальчик ответил, что все эти лесные обитатели сейчас в Красной книге.
Мы хорошо живем материально, а вот о душе забыли. Вспоминаю слова Л. Н. Толстого, которые он записал в своем «тайном» дневнике: «Мучительно тяжело на душе, знаю, что это к добру душе, но тяжело». У меня много сердечных, трогательных песен, требующих сопереживания слушателей, и как бывает больно, когда администраторы, организаторы концертов, редакторы прямо-таки приказывают не петь грустных песен. Мол, люди пришли на концерт отдохнуть, отвлечься, развлечься. Вот и развлекают, завлекают, отвлекают нас рок-ансамбли. Приучают ни о чем не думать. Просто сидеть и дергаться в такт музыке, ощущая после концерта пустоту в душе, а часто и головную боль.
Однажды на встрече в музыкальном училище педагоги попросили меня показать студентам плачи. Во время исполнения одного из них какой-то студент прямо-таки выскочил из аудитории, а в конце подошел и сказал: «Кто вам позволил терзать наши души?» Тут уж, как видно, другая забота о душе — не толстовская.
Никто не заставлял нас учить песни народные, плачи. Это все жило с нами. Я и сейчас, исполняя плачи, слышу голос своей матери...
Помню, как-то был страшно засушливый год в Поволжье. Травы посохли, скотине нечего было есть. Мы, дети, шли в кукурузное поле, чтобы натеребить там хоть немножко вьюнка-повилики, лягушатника и другой травки. Во всем было какое-то беспокойство и тоска. И вот я, дергая травку, начинала «вопить» о маме, которая была на работе в поле: ей, наверное, плохо, она устала там. Получался импровизированный плач. Сейчас вряд ли смогу это повторить. И столько было в этом моем плаче горечи и тоски, что потом долго не могла успокоиться.
Кладбище в нашей деревне находилось на горе. Надо было пройти большой овраг и подняться в гору. Если кто-то умирал, его провожали в последний путь всей деревней.
А я потихоньку уходила на могилку отца, опять и опять находила слова, чтобы выразить, как же нам трудно без тятеньки.
Говорю об этом не для того, чтобы разжалобить кого-то, а чтобы ответить на вопрос своих слушателей, где я училась петь народные песни, откуда знаю плачи.
Вот плач, который записал на Урале Л. Л. Христиансен от Ф. Ф. Погодаевой.