Гуревич Георгий
На прозрачной планете
Гуревич Георгий
На прозрачной планете
1
- А не пора ли вам, ребята, домой - в Москву? - сказал Сошин, переступая порог. "
Ребята" - студенты-практиканты - вскочили, когда вошел начальник партии.
- Хотелось бы все-таки видеть результаты, - начал Виктор Шатров.
- Вы сами говорили, что всякое дело надо доводить до конца, - добавила Елена Кравченко, бойкая смуглая девушка, белозубая и черноглазая.
Конечно, давно пора было ехать, они знали это. Летняя практика кончилась, работы не было никакой. Вот и сейчас, перед приходом Сошина, они сидели в культбудке спиной к окну. Спиной - чтобы не глядеть на надоевшую пустыню. Сухая, черная, засыпанная каменным мусором, она тянулась до самого горизонта. Уже на границе неба, на дымчатых вершинах, громоздились облака - обманчивые облака. Все равно они таяли к полудню, не пролив ни одной капли на жаждущую землю.
- А в Москве сейчас дожди, - сказала Елена. - Осенние, унылые, надоедливые.
Впрочем, в голосе у нее не было уныния, скорее зависть. Дожди представлялись отсюда такими заманчивыми.
- Москва и в дождь хороша, - подхватил Виктор. - Мостовые блестят, в них отражаются огни - красные и желтые. Все сверкает, как будто заново выкрашено.
- И в театрах сезон, - заключила Елена. - У подъездов толпы. Спрашивают, нет ли лишнего билетика.
- А тебе очень хочется в Москву, Лена?
- И да и нет. Грустно почему-то. Целое лето искали, надеялись, старались, а теперь дело идет без нас. И мы вроде лишние, никому не нужные.
Виктор кивнул, соглашаясь. Ему тоже было грустно. Вот и прошло лето, когда каждый день они были рядом, не надо было прилагать усилий, искать предлога для встречи. Кто знает, как сложатся их отношения в Москве. Ведь он так и не выяснил, как Елена относится к нему. А что, если решиться сейчас?..
- Слушай, Леночка! Мне давно надо поговорить с тобой?
Елена поморщилась:
- Но мы говорим с тобой каждый день. Сейчас тоже. Неужели надо объявлять об этом.
- Не знаю, Лена. Временами мне кажется, что ты избегаешь меня. А ты уверяла, что считаешь меня другом.
Елена прикусила губу. Зубы у нее были мелкие, ровные, а губы яркие, и над верхней - чуть заметные усики.
- Ну почему я такая несчастная! - воскликнула она. - Почему я вечно должна объяснять людям, как я к ним отношусь? Да, мы друзья, но разве дружить - это значит разговаривать только с другом?
Виктор тяжко вздохнул:
- Ну, что ж, яснее не скажешь. Спасибо за откровенность.
В эту минуту и вошел Сошин.
Елена явно обрадовалась тому, что Сошин пришел и тягостный разговор прерван.
- Да, задуманное надо доводить до конца, - сказал он. - Не раз проверял на практике. В пути обязательно встречаются неожиданности, и начинаешь сомневаться: идти ли дальше? А усталость всегда предлагает вернуться и может продиктовать вам неверное решение. Неизвестно, найдешь ли что-нибудь, продолжая путь, но если вернешься, нового не найдешь наверняка. Да, я говорил, что дело надо доводить до конца. Но, по-моему, оно уже доведено. Мы искали и нашли. Завтра буровая дойдет до проектной глубины...
- Ну, а вдруг... - начала Елена.
- Что может быть "вдруг"? Кому-кому, а вам не к лицу сомневаться. Вы же сами вели съемку. Хотите убедиться лишний раз, пройдем на буровую, посмотрим, что там выдают на-гора.
Елена охотно поднялась, а Виктор отказался. Ему хотелось остаться одному. Когда ты один, не нужно скрывать свою боль. Некоторое время он провожал глазами девушку, потом горестно вздохнул, вынул из сумки толстую тетрадь в голубом переплете и написал: "Е. сказала: "Надоело объяснять, как отношусь к людям". А на другой странице: "Каждое дело нужно доводить до конца. В пути обязательно..."
2
Такие записи Виктор делал давно, еще со школьных времен, с того дня, когда его приняли в комсомол.
Прием проходил торжественно, новых комсомольцев поздравляли, вручали подарки, большей частью книги, а Виктору досталась общая тетрадь с тиснеными буквами на обложке. В школе все знали, что он пишет стихи, вот и подарили ему альбом для стихов.
Настроение было приподнятое, хотелось сделать что-нибудь особенное, героическое. Хотелось с сегодняшнего дня начать новую жизнь, стать выше себя самого на две головы. Вот был средний школьник Шатров, учился с ленцой, хватал иногда тройки, а сегодня родился комсомолец Шатров, отличный ученик, настоящий советский человек.
И Виктор не стал писать стихов в новой тетради, а на первом, заманчиво чистом листе он вывел каллиграфически:
Отчет человека "
Настоящего" - не решился написать. Кто знает, сумеет ли он стать "настоящим"?
Каким должен быть образцовый советский человек? Виктор подошел к вопросу серьезно, он составил и роздал анкету своим одноклассникам. К сожалению, невозможно было выполнить и даже примирить противоречивые советы ребят. У каждого было свое мнение насчет образцовости. Потом Виктор прочел у Николая Островского: жить надо так, чтобы не жалко было ни одного потерянного дня. Юноша понял высказывание буквально и положил за правило каждый вечер писать самому себе отчет с лаконичным выводом: "День провел с пользой" или "День потерян".
Страницы дневника пестрели крестиками и ноликами, обозначавшими полезные и пропавшие часы. С условными знаками чередовались афоризмы из любимых книг, рецепты лыжной мази, практические советы: как раскладывать костер по-цыгански, как печь картошку и яйца в золе. Тут же Виктор записывал строгие приказы самому себе: "Составлять рабочий план на неделю, выполнять его во что бы то ни стало, хотя бы за счет сна". "Развить в себе волю и сообразительность, принимать решения быстро". "Стихи писать только по воскресеньям".
Были в дневнике и принципиальные проблемы. Например, такая: стоит ли ходить в гости? Виктор любил поговорить о пространстве и времени, о любви и дружбе, но сомневался, допустимо ли это для образцового человека. С одной стороны, это болтовня, потеря времени, с другой - общение с людьми, обмен мнениями, проверка своих мыслей, исправление ошибок. Виктор так и не пришел к определенному выводу и разрешил себе встречаться с друзьями, но не часто - по средам и субботам. Конечно, из этого ничего не вышло. Друзья не выполняли графика и сами заходили когда вздумается "на минуточку". А там начинался разговор о космосе и бесконечности...
В одном из дневников девятиклассника Шатрова сохранилась такая запись: "Сегодня проводил беседу со своим отрядом о пионерах. Рассказывал о значении этого слова. Пионерами называли смелых людей, которые проникали в неведомые края и другим показывали дорогу. Прокладывать путь - это самое трудное. Гораздо труднее, чем пройти его. Труднее строить город, чем работать в нем; изобрести труднее, чем изготовить. И на войне самое трудное - быть разведчиком. Мы, комсомольцы, - руководители пионеров, и наше место там, где прокладываются пути. Недаром комсомольцы строили города в тайге и поднимали целину. Образцовый комсомолец ищет самое трудное дело".
Прокладывать пути - самое трудное! О, как хотел бы Виктор быть путешественником, таким, как Пржевальский, Черский, Обручев, Семенов-Тян-Шанский... Идти по неведомой стране, нанося на карту хребты, пустыни, реки...
География была любимым предметом Виктора, в шкафу у него собралась целая коллекция карт и атласов. В свободный час Виктор бережно перелистывал плотные, ласковые на ощупь листы, любовался прихотливыми извивами берегов, старался представить, как выглядит каждый штрих в натуре... Вот эта точка остроконечный утес, забрызганный пеной прибоя, и чайки вьются над ним с жалобным криком. Эти синие черточки - мшистое болото, заваленное трухлявыми стволами. По этой шахматной полоске мчатся поезда, топят в клубах белого пара телеграфные столбы. Вот бы объехать весь мир, своими глазами посмотреть каждый мыс и каждую излучину!