У Аннабел начала кружиться голова, но усилие воли и профессиональный навык помогли ей справиться с головокружением. Она пошла проведать Карла. Мальчик крепко спал и выглядел очень забавно: стиснутая в кулачок ручонка лежала на подушке возле головы, как будто он отдавал салют. Из спальни Аннабел отправилась на кухню, где толпилось множество мужчин. Она искала высокую молодую американку, которую заметила еще в прихожей, решив тогда же про себя, что эта девушка темнить не станет и ее-то и нужно будет обо всем расспросить. Аннабел очень хотелось поскорей узнать хоть что-нибудь определенное и спровадить незваных гостей со всей решительностью, какую только допускал аристократизм тигровой леди. Аннабел отлично знала, сколько вреда могут принести эти люди, когда начнут трубить на всех перекрестках и исповедоваться журналистам об оргии в квартире знаменитой кинозвезды. Высокой девушки нигде не было видно. Доставленная по заказу Фредерика батарея бутылок пока еще не очень поредела, но Аннабел, найдя среди гостей не так уж много явных наркоманов, от души надеялась, что остальные довольно быстро расправятся со спиртным. А этого-то ей как раз и хотелось. Шел девятый час, и она рассчитывала, что, когда бутылки опустеют, опустеет и квартира.
Сделав вид, что собирается угостить тех, кто находится в дальних комнатах, она утащила со стола непочатую бутылку водки и спрятала ее сперва в стенном шкафу туалетной комнаты при своей будущей спальне; потом, взволнованная и напуганная, она вообразила себе, что, прикончив кухонный запас, гости в поисках спиртного перероют всю квартиру; тогда она отнесла бутылку в смежную с туалетной ванную комнату и вылила водку в унитаз. Потом вышла в коридор и по дороге на кухню снова заглянула к ребенку.
Таким образом она избавилась от четырех бутылок. В последний раз удобней оказалось прошмыгнуть в другую ванную (их было три в квартире), и там она увидела наконец высокую американку; девушка спала, растянувшись на полу, и Аннабел не удалось ее растолкать. Она так и оставила ее в ванной, а потом в суматохе и вовсе о ней забыла, и девушку все в том же состоянии обнаружили только к вечеру следующего дня и увезли в больницу.
Пока меняли пластинку, Аннабел разыскала женщину в черном платье и спросила:
— Вы точно помните, что мой муж обещал не задерживаться? Я что-то волнуюсь. Ему пора бы уже прийти. Надеюсь, с ним ничего не случилось. Где вы его видели?
— Ах нет, синьора Аннабел, ваш муж совсем не говорил, что он скоро придет. Он сказал, что будет здесь, и ничего больше. А нас он пригласил к семи часам.
— Где вы его видели?
— По-моему, на Виа Венето. Точно не скажу. Забыла.
Женщина улыбнулась укоризненно, и в то же время виновато, и в то же время лукаво, и эта смешанная улыбка привела Аннабел в бешенство. Она пошла к ребенку. В коридоре она услышала, как кто-то отпирает входную дверь. Конечно, Фредерик. Сейчас она на него набросится и яростно прошипит, чтобы он немедленно, сию же минуту, выставил всю эту шушеру вон. Но это был не Фредерик, это Билли О'Брайен открыл дверь его ключом. Он привел с собой журналиста, худощавого светловолосого немца, которого Аннабел знала и почему-то побаивалась. Этот журналист поставлял информацию многим репортерам, охотившимся за скандальной хроникой, а сам писал серьезные статьи. Его фамилию Аннабел не помнила. Билли тотчас же представил его ей как Курта и спросил:
— Где Фредерик?
— Ой, Билли, не знаю. Здесь его нет. Наверно, где-то задержался. Ты не мог бы выпроводить эту компанию?
— Вы недовольны вашими гостями? А что они натворили? — вытянув длинную шею, долговязый Курт обвел взглядом гостиную. — Они там веселятся.
— Я их не ожидала, вот в чем дело, — сказала Аннабел. — Видите ли, у моего ребенка сейчас нет няни, и я смотрю за ним сама. К тому же я готовила роль для нового фильма. А кроме того, знаете ли, я вообще не устраиваю таких вечеринок, мне... — тут она осеклась, поймав его внимательный ехидный взгляд.
Она явно переусердствовала, так подробно объясняя, почему ей хочется избавиться от гостей.
Одна знаменитая старая актриса как-то дала ей совет: «Если вам нужно оправдаться, никогда не ссылайтесь на несколько причин. Больше чем одна — неубедительно. Лучше всего ни одной. Объясняться и оправдываться вообще глупо. Ни в коем случае не старайтесь, чтобы вас поняли, — вас непременно поймут не так. Избегайте психиатров».
Эти наставления Аннабел запомнила от первого до последнего слова, но иногда забывала их применять. Ошибку нужно было исправить, и неудачно начатую речь она попробовала закончить так, чтобы предстать перед журналистом спокойной и уверенной в себе хозяйкой дома, которая рада новому гостю и полна дружеских чувств к буйной ораве, уже успевшей вымостить полы во всей квартире осколками стекла. Стремясь создать такое впечатление, она залепетала:
— Мне не хотелось беспокоить соседей... они... кое-кто из них люди бедные, ложатся рано. Что вы будете пить?
Но Курт смотрел куда-то в сторону, а Билли всовывал ему в руку стакан. Журналист зажал стакан в пятерне и, даже не полюбопытствовав, кто его угощает, продолжал рыскать глазами в толпе танцующих. Увидел женщину в том платье, решила Аннабел. Увидел ее у меня в доме. Она тоже поискала ее взглядом, но не нашла.
Аннабел отправилась проведать ребенка. Мальчик неловко повернулся во сне и сейчас ерзал и хныкал. Аннабел его успокоила и, пока он не уснул, сидела рядом, легонько придерживая рукой одеяльце. Было около девяти. В десять ребенка надо переодеть и накормить. Тусклый свет уличного фонаря падал в комнату, и Аннабел вдруг заметила, что здесь кто-то уже побывал. На полу между постелькой малыша и комодом валялась бутылка из-под бренди. Аннабел подняла ее и понюхала. Пахло бренди и больше ничем. Но Аннабел охватил страх: она боялась, как бы в комнату в ее отсутствие не влез какой-нибудь осатаневший наркоман и не покалечил ребенка. Минут десять она неподвижно лежала на узкой кровати, и всплески гомона и шума набегали и откатывались, как прибой. Она перебрала в уме всех знакомых, которых можно было бы позвать на помощь, и не вспомнила ни одного, на чью скромность могла положиться. Звонить за город Луиджи ей казалось вопиющей бесцеремонностью. Всей душой жалела она, что Голли Макинтош сейчас в Париже. Услыхав спустя немного времени, что ее ищет Билли, она не вышла сразу, а сперва позвонила врачу, который месяца два назад лечил Фредерика от инфлюэнцы, а потом ребенка — от расстройства желудка.
К телефону подошла его жена:
— Доктора Томмази, к сожалению, нет дома, — зазвучал в трубке гортанный, с энергичными немецкими придыханиями голос. — Произошел несчастный случай в катакомбах базилики святого Иоанна, и около часа назад доктора срочно вызвали в больницу. Он скоро возвратится, миссис Кристофер. Сказать, чтобы он сразу же вам позвонил?
— Нет, не стоит... хотя, впрочем, пожалуй, если ему нетрудно, пусть позвонит. Извините...
— У вас болен ребенок? Муж? Вы сами захворали?
— Нет, нет, все в порядке. Я просто хотела кое о чем посоветоваться. Это, право же, пустяки.
— Он вам позвонит. Берегите себя, вы отдаете слишком много сил своей чудесной работе. Я это знаю.
В конце концов, не кто иной, как Билли, помог ей избавиться от гостей. Он сказал, что видел Фредерика около шести. Тот спешил по какому-то делу, но упомянул о вечеринке, и они условились, что тут и встретятся.
— Ты не волнуйся, — сказал Билли. — Он, наверно, задержался. Видишь ли, они с режиссером сейчас перекраивают сценарий, а это долгая песня. К тому же режиссер живет где-то у черта на рогах, на окраине.
Ну еще бы, на окраине, подумала она, только не у режиссера он, а у этой мерзкой шлюхи. Когда же это кончится? Неужели нельзя было выйти замуж за кого получше?