А л е к с а н д р К а г а н
НА РАЗНЫХ БЕР Е ГАХ
РАССКАЗЫ
2011
Александр Каган
НА РАЗНЫХ БЕРЕГах
Рассказы.
Издательство Publishing House GelaNY,
Нью-Йорк, 364 стр., 2011 год
В своей третьей книге, изданной в США, автор предстал перед читателем как вдумчивый, наблюдательный писатель, искренне сострадающий людям, где бы они ни жили, критически относясь ко всему негативному в нашей жизни.
Художественное оформление книги
Юлии Сокол о вой
Copyright © Александр Каган
All rights reserved.
No part of this book may be produced in any form without permission in writing from the author.
Автор выражает свою глубокую
благодарность за неоценимую помощь
в создании этой книги Почётному
гражданину города Нью-Йорк Белле Б е ри.
ЖИЗНЬ В СОЮЗЕ
ПРОПАСТЬ
Отец Виктора работал гардеробщиком в театре. Семья жила на чаевые, из которых часть денег отдавалась хозяину. Жили скромно, но и не бедствовали.
Витя был мальчиком с обострённым чувством враждебности к несправедливости. Во дворе никого не обижал, заступался за слабых. Когда стал подростком, часто задумывался, почему так по-разному живут люди. Как бы сделать так, чтобы не было бедных и обездоленных? Революцию с её лозунгом “Свобода, равенство, братство!” воспринял с радостью и надеждой на лучшее будущее.
Когда настало время идти в армию, поступил на службу в ЧК. Он был рад этому выбору, так как борьба с преступниками и врагами народа в его представлении в полной мере соответствовала его идеалам борьбы за справедливость.
Отряд, в котором служил Виктор, осуществлял патрулирование улиц, охрану различных объектов. В 1920 году на страну, измученную разрухой, надвинулось новое несчастье – голод. Отряд направили на Павелецкий вокзал: надлежало в соответствии с декретом т.Ленина изымать продовольствие у прибывающих в столицу пассажиров. Виктор, который проявил себя исполнительным и дисциплинированным бойцом, был назначен старшим группы из 20 человек.
У пассажиров, задержанных со значительным количеством продовольствия, предназначенного явно для спекуляции, оно конфисковывалось, а их самих арестовывали. Но приходилось отбирать продовольствие и у людей, которые везли его в ограниченном количестве для личного потребления. Ежедневно Виктор был свидетелем душераздирающих сцен, когда у умоляющих и плачущих людей порой силой отбирали их скудные запасы. Эта работа с каждым днём вызывала всё большую неприязнь. Особенно тяжелое впечатление произвёл один эпизод. По перрону шел бородатый крестьянин в поддёвке, лаптях и с заплечным мешком, обвязанным верёвкой. Когда бойцы обнаружили в мешке сухари и стали отбирать его, мужик заплакал и вцепился в мешок.
– Сыночки, пожалейте! – заголосил он. – У меня здесь брат с семьёй, старики родители. Голодуют. Жена в деревне два месяца пекла хлеб, сушила сухари. Мы и наши пятеро детей жили впроголодь, чтобы собрать это. Сжальтесь, сыночки! Оставьте хоть малость!
– Правда, давайте оставим ему немного, – предложил Виктор.
– А как же декрет? – возразил кто-то.
Когда несколько человек силой оторвали мужика от мешка, он сел на землю и завыл, как затравленный волк. Это было невыносимо.
В какой-то из дней стало известно, что на дальних путях стоит пассажирский вагон и из него в крытый грузовик выгружают продовольствие: банки с маслом, мешки с крупой и сахаром. Через несколько минут бойцы оцепили вагон. Погрузка прекратилась. В распахнутой двери вагона появился усатый человек в папахе и бурке. На груди его блеснул орден “Красного знамени”.
– Кто здесь старший?
Бойцы указали на Виктора.
– По какому праву вы здесь своевольничаете? Да вы знаете, кто я? – грозно спросил он.
– Я вас не знаю, но это не важно. Мы выполняем приказ и должны конфисковать у вас продовольствие.
– Я командующий армией Южного фронта. У меня в подчинении тысячи таких, как ты. Да я тебя сейчас... – и он начал расстёгивать висящую у него на боку деревянную кобуру, чтобы достать оттуда маузер.
– Вы что, не знаете о декрете т. Ленина? В стране голод. В Поволжье доходит до людоедства. Уверен, что вы коммунист. И вам не стыдно?
– Ладно! – скрежеща зубами проговорил командующий армией. – Заберите продукты обратно в вагон, – приказал он производящим погрузку красноармейцам, – а я уехал.
Через несколько часов уполномоченный ЧК по Павелецкому вокзалу вызвал Виктора.
– Звонили с Лубянки и приказали оцепление с вагона снять.
– Как же так? А декрет т. Ленина? Там же не сказано, что кому-то нужно делать исключение.
– Понимаешь, Витёк, есть люди, у которых особые заслуги перед республикой .
– Его заслуги оценены. Он награждён орденом.
– Ну, сам посуди. У нас есть люди, которые выполняют особо важную и ответственную работу для всей республики, для всего народа. Это народные комиссары, военачальники и другие. Как они смогут эффективно работать, если они сами и их семьи будут голодать?
– Разве его дети более голодные, чем дети других? И как же быть с нашим лозунгом “о равенстве”?
– Хорошо. Мы потом ещё поговорим. Ты устал. Собери своих ребят, отправляйтесь отдыхать.
После этого случая Виктор окончательно понял, что то неравенство, которое было раньше, приобрело новые формы – неравенства между начальниками и остальными людьми.
Когда закончился срок службы, Виктор поспешил расстаться с винтовкой, поступил на курсы электротехников, потом работал на заводе.
К сожалению, пропасть между руководящей элитой и народом начала рождаться почти сразу после революции. Она расширялась и достигла невиданных размеров. По одну сторону этой пропасти были элитные дома, пайки, закрытые распределители, больницы, санатории, госдачи, персональные машины и многое другое. По другую – полурабы – колхозники, стоящий в очередях за продуктами народ, деревянные уродливые бараки с удобствами во дворе, щедро украсившие собой необъятные просторы страны.
Виктор прожил долгую жизнь. И до самых последних дней ему часто снился плачущий бородатый мужик в лаптях, которого силой отрывают от мешка с сухарями.
2005 г.
СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО
Когда началась война, мне было шесть лет. Наша семья жила, в Белоруссии в Бобруйске, еврейское население которого составляло 80% всех горожан, то есть около 120 000 тысяч человек.
После прихода Гитлера к власти до нас доходили вести о судьбе евреев в Германии, позже в Польше. Чувствуя приближение войны, многие волновались. Однако старики уговаривали: “В 20-е годы немцы были здесь, но евреев не трогали. Больше доставалось от своих: петлюровцев, махновцев. Так что не паникуйте: немцы культурный народ – нас не тронут”.
Однако мой мудрый папа был с этим не согласен, и после первой же бомбардировки города 22 июня мы, несмотря на причитания бабушки: “Вейс мир! Что будет с нашим домом?!,” немедленно собрались в дорогу.
У нас не было лошади, и весь наш транспорт состоял из тележки, на которой папа – столяр-краснодеревщик иногда развозил заказы клиентам. На эту тележку покидали кое-какие носильные вещи, усадили моего 4-х летнего брата и двинулись в путь. Мама, бабушка и дедушка поочерёдно несли на руках мою 2-х летнюю сестрёнку. Я же шагал, держась за руку кого-нибудь из взрослых.
Выйдя из города, мы устремились по просёлочной дороге на восток. Дорога была забита в основном пешеходами, среди которых было много детей и стариков. Несмотря на то, что это были только гражданские люди, немцы бомбили несчастных, измученных беженцев. Многие погибали, не успев сбежать с дороги и укрыться где-нибудь в канаве. Голодная сестрёнка всё время плакала и просила есть. Отец у кого-то выменял буханку хлеба, и девочке стали давать ломтик, который она долго жевала. Большую панику вызывали выбрасываемые с самолётов обрезки рельсов с многочисленными просверленными отверстиями. Падая, они издавали ужасный, действующий на психику вой. Часто разносились слухи, что немцы сбросили десант и вот-вот нас всех перестреляют. Люди чуть ли не сходили с ума от страха.