Л. Семаго. НА РЕЧНЫХ БЕРЕГАХ
Вместо предисловия
Берег реки — не лесная чаща: открытое пространство позволяет рассмотреть и близкую, и далекую перспективу, и все жизненные ярусы речной местности. Но мало что откроется взгляду случайного наблюдателя. Пропоет на ивовом кустике зеленого луга свою затейливую звонкую песню малиновая чечевица, отзовется она эхом в долине и, возвращенная им, поплывет вместе с речными струями в дальние края. Высоко в небе походит кругами, высматривая речную добычу, коршун, и снова пустынно и тихо на берегу. С речным пейзажем всегда связывается тишина.
А между тем от самой воды до склонов долины — на песчаных отмелях, лугах, в перелесках кипит и ликует своя жизнь — неугомонный, многоголосый мир пернатых, зверей, земноводных. Мир удивительный, порой загадочный, неповторимый, не менее интересный, чем лесной, требующий не меньшего долготерпения и настойчивости от каждого, кто хочет разгадать его тайны. Мир речных берегов.
Книга Л. Л. Семаго дарит нам радость познания такого мира. Каждый штрих в описании природы — словно камешек ценной породы, добытый первопроходцем и отшлифованный искусным мастером. У каждого из них свой цвет, свой тон, но все вместе, дополняя друг друга, они создают удивительную картину жизни обитателей речных берегов.
Писатель ведет нас в самые заповедные места и знакомит с подробностями не только обычных, но и редких или вовсе еще не известных науке сторон жизни животных. Мы узнаем о семейном поведении таких скрытных обитателей прибрежных вод, как камышницы, о родительских заботах поганок, о межсемейных отношениях драчливых лысух, наблюдаем игру горностая, «кулачные бои» лягушек, весенний танец чомг. Мы знакомимся с жизнью выхухоля — эндемичного вида, занесенного в международную Красную книгу, болотных черепах, мыши-малютки, серой цапли и др.
Насыщенность книги информацией вначале ошеломляет. Но по мере того как читатель втягивается в напряженный ритм повествования, он привыкает к нему, и тогда перед ним словно распахивается окно и в него врывается полная звуков, движений, красок кипучая, сверкающая тысячью граней жизнь природы. Не очень велики ее участки, ограниченные рамками очерков, рассказов, но сколько можно увидеть в этих кусочках речной мозаики! Секрет такого глубокого интеллектуального воздействия их на читателя не только в обилии сведений, но и в качестве их: в основе изображаемого лежит материал сорока лет наблюдений ученого-биолога — тщательно отобранные, строго выверенные научные факты. Важно и то, что ни в один из рассказов автор не вводит в качестве действующих лиц ни себя, ни других людей, т. е. сохраняет естественность обстановки, в которой проявляется поведение животных. Не делает он и выводов, предоставляя эту возможность читателю.
Мягкий лиризм, легкий юмор, нотки тревоги придают повествованию то впечатляющее звучание, ту живость, без которой не может быть действенности произведения. Вместе с писателем мы радуемся, огорчаемся, возмущаемся, и это проявление простых человеческих чувств — шаг на пути к утверждению в нас доброго отношения к природе, осторожности в обращении с ней, а значит и шаг на пути к действенному участию в ее охране.
Редактор Т. И. Баскакова
От автора
Немноговодны и неторопливы степные реки. Даже в пору весеннего половодья и в дни случайных зимних разливов многие из них не меняют своего спокойного нрава, а в межень некоторые превращаются в робкие, еле живые ручейки. Узкие извивы быстрин чередуются с глубокими плесами, похожими на длинные озера: так ничтожна на них скорость течения. Не вечные, но древние, струятся они по широким долинам, время от времени рождая живописные старицы.
Главная водная дорога степного Черноземья, Дон, — река истории, песен, легенд. Своя известность у маленькой Усмани, которая дала название самому крупному лесному острову. Лучшими угодьями для обитания живого ископаемого — русского выхухоля богата поросшая лесом пойма Хопра, где создан государственный заповедник для охраны таинственного современника мамонта.
Жизнь реки не беднее, чем жизнь леса, а тем более степи. У нее как бы два мира: один — видимый нам мир берегов и поверхности вод, другой — скрытый в глубине. У рек свои леса: черноольховые топи, пойменные дубравы, рощи белых и черных тополей, заросли ветел и вязов. Долины рек — извечные, оживающие весной и осенью птичьи дороги.
Сходна с речной жизнь полевых и лесных озер, степных лиманов, бобровых прудов и небольших водохранилищ. Цветет у их берегов весной калужница, звенят на них хоры жерлянок-бычков, токуют красноголовые нырки, молчаливыми сторожами стоят серые цапли, охотятся на лягушек ужи. На такой малой воде даже чаще, чем на большой, поселяются камышницы и чирки, ее предпочитают черепахи и мыши-малютки.
В эту книгу включены очерки о жизни у воды и на воде, о тех, кого можно видеть и наблюдать на берегах и с берегов.
На Усмани у Плотовского кордона
Если разобраться в несложном родстве рек, то оказывается, что маленькая Усмань приходится большому Дону одной из его «бабушек», а рождающие ее лесные ключи — самое первое и самое старшее колено в многочисленной родне древней реки. Перегороженные бобровыми и рукотворными плотинами, несут лесные ручьи в чистую Усмань светлую и мягкую воду родников. У каждого свое старинное название. Но еще больше безымянных донных источников в ее русле, существование которых становится заметным лишь зимой.
Усмань никогда не замерзает полностью, даже в самые суровые и долгие зимы. Бывает, что первый пустяковый морозец первозимья за одну ночь скует все плесы звонким, прозрачным льдом, а после снегопада быстро начинает сыреть на них снег, появляются продухи, и уже до весны держится открытая вода. На узких быстряках льда не бывает даже около берегов. Поэтому с осени заходит на зимовку в чистую воду крупная и мелкая рыба из реки Воронежа, и каждую зиму держатся на той воде зимующие утки. Здесь всю зиму вольно с кормами бобрам.
У Плотовского кордона три больших плеса. Чисты и глубоки они. На их дне лежат черные, мореные стволы в обхват и толще. Одни свалены бобрами в незапамятные времена, другие повалила сама река. У этих колод всегда отстаиваются могучие язи, прячутся от дневного света сомы. Течения на плесах нет, и из некоторых не вдруг удается найти выход, закрытый густым камышом. А за последним, нижним плесом начинаются извилистые быстряки без берегов. Здесь лес отступает от реки, и окончательно очищенная до абсолютной прозрачности вода бежит между двух шелестящих стен высокого тростника. В нагретом воздухе висит пряный аромат плавучих островков мяты. На крутых поворотах вода словно вскипает: ровная струя бьет в подводный обрыв над провально-черной ямой, перемешивается и снова устремляется в узенькое русло чуть ли не в обратном направлении. Поют-горланят в тростниках крупные дроздовидные камышевки, кружатся у травяных островков жучки-вертячки, прижавшись ко дну, в вольном строю ждут случайной добычи полосатые окуни. Вот и весь заметный животный мир этих мест.
Есть еще несколько затонов, заросших белой кувшинкой. Круглые листья лежат на воде один к одному. Где помельче, сумела поселиться земноводная гречиха. Ее чуть приподнятые над водой нежно-розовые соцветия придают пейзажу веселую нарядность, особенно перед закатом, когда, удвоенные своим отражением в воде, рдеют они в мягком свете косых лучей. Цветение гречихи по продолжительности не уступает цветению кувшинки, и каждый день к ее полуплавучим зарослям, как на гречишное поле, летят с берегов пчелы. А еще ближе к берегу растет в воде трава без корней — турча. Ее розоватые цветки раскрываются под водой, а потом уже поднимаются на прямых цветоносах на поверхность. Тут же — белая россыпь цветков водяного лютика.