Пробуют луни искать удачи, нападая на отбившийся от родителей молодняк. Покинув семьи, молодые лысухи собираются в собственные стаи, без взрослых. Несколько соседних выводков, объединившись, живут на свободном плесике своей жизнью, в которой нередки неожиданные и опасные ситуации, требующие от птиц, еще не наживших достаточного опыта, мгновенных решений. А лунь как раз и нападает внезапно, подкравшись из-за высоких камышей чуть ли не вплотную к рассыпавшейся по воде стае. Мгновенно среди застигнутых врасплох птиц возникает не очень понятная, похожая на панику суматоха. Вместо того, чтобы спасаться кто куда может, они сбиваются в плотную стаю. Даже те, которые паслись или отдыхали возле зарослей, не ищут в них спасения, а мчатся к своим, будто подтверждая этим, что на миру и смерть красна.
Опытный лунь скорее всего пролетит мимо такой стаи, а молодой не удержится от двух-трех бросков, после которых не будет спешить с повторной попыткой напасть на нее. Во-первых, у него возникает нерешительность, кого схватить в сплошной массе черных спин и голов, во-вторых, лысухи не ждут покорно своей участи, и в тот миг, когда лунь уже протягивает лапы к жертве, вода словно вскипает. Ближайшие птицы быстро заныривают, вскидывая ногами высокие фонтаны крупных брызг. Выскочив из-под воды, они не удирают, а снова и снова сбиваются в плотную стаю, создавая перед хищником водяную завесу. Это не что иное, как самая настоящая коллективная защита, явление среди птиц не только редкое, а уникальное. Если бы стая в страхе бросилась врассыпную, кто-нибудь непременно замешкался бы и был схвачен в одиночку.
Лысуху почему-то считают робкой, запуганной птицей, которая чуть ли не лягушек боится. Да еще голос ее, как хныканье: совсем, мол, плохо живется на свете. Но на воде лысуха умеет постоять и за себя, и за птенцов, и за участок, где построено гнездо. Только во время линьки, во время смены полетного пера, прячется она в надежные места, потому что у бескрылой птицы вся смелость пропадает вместе с перьями. Хорошо, что линяют самец и самка по очереди, и за участком и за птенцами есть постоянный присмотр.
Чечевица
Без малого месяц прошел после солнцеворота. День еще долог, как в начале июня, теплы и тихи на лугах росистые зори. Скошены душистые травы, и куда-то исчезли беспокойные трясогузки. Давно не слышно коростеля и варакушек. На кустиках полыни божьего дерева и чернобыльника стрекочут длинноусые, под цвет листвы кузнечики, шелестят, гоняясь за мухами, стрекозы да журчат береговушки, рея над спокойной водой и низенькой отавой. Эти звуки защищают тишину речных берегов. Без них она не устояла бы против самолетного гула, трескотни лодочных моторов и далекого грохота проносящихся по железным мостам поездов.
Прошла пора птичьих песен, и все чаще по ночам слышны над речными долинами негромкие голоса перелета. Но один певец все же нашелся на большом лугу. Едва поднялось над лесом солнце, вспорхнул он на тонкую, всю в тяжелых каплях ветку ивы, и чистый, красивый и сильный свист из четырех нот разнесся окрест. Короткая песенка прозвучала настолько законченно и вместе с тем вопросительно, что хотелось переложить ее на слова и в свою очередь задать певцу какой-нибудь простенький вопрос. Я старательно ответил птице ее же фразой. Она, как мне показалось, откликнулась. Я посвистел еще — и снова тот же ответ вопросом на вопрос. На самом деле, хотя в моем свисте не было никакой фальши, пернатый свистун не проявлял к нему никакого интереса: покачиваясь на прутике, он повторил сигнал еще несколько раз и перелетел к дальним кустам, откуда зазвучал тот же самый вопрос-призыв. Освещенная утренним солнцем, птица была самым ярким пятном на фоне белесоватого неба, темно-зеленой стены ольхового леса и невысоких ивняков, осыпанных сверкающей росой, а робкие розовые звездочки уцелевших от косы гвоздик только подчеркивали ее яркость.
Жили на том же речном берегу и другие красивые птицы: плиска, зимородок, варакушка, но никто из них не смог бы затмить красоту наряда чечевицы. Она была словно облита красной, цвета густого малинового сока, краской, которой немного не хватило на хвост и крылья. Такое совпадение красивой внешности и красивого голоса в птичьем мире встречается не часто. Из наших птиц, кажется, только у иволги. У других же одно выигрывает в ущерб другому: то голос слабоват, то песню песней не назовешь, хотя в наряде не меньше цветов и оттенков, чем в радуге, то своей песни нет, то при необыкновенном мастерстве — ни единого яркого перышка, а то и вовсе ни того, ни другого, ни третьего. В позе красноперого певца не было заметно того напряжения, с которым поют зяблик или овсянка, хотя их песни звучат слабее. Казалось, что мог он задать свой вопрос еще громче, да не было в этом никакой надобности.
Солнце, поднимаясь все выше, перешло в южную половину неба. Незаметно исчезли искорки росы, начало припекать, и внезапно, оборвав свист на второй ноте, смолкла чечевица. Может быть, в тот миг светило оказалось в той точке небосвода, на которую должны брать направление птицы ее вида, чтобы лететь на зимовку.
Не на юг, не на юго-запад, а почти на восток улетают они от нас в середине лета и оттуда же возвращаются в конце весны. Летят через Заволжье, Казахстан и Сибирь в тропики Индии, в юго-восточный Китай. У нас на Дону чечевицы не редкость. Каждое лето я вижу и слышу десятки разных певцов: ярко-красных и почти серых, с короткой трехсложной песней и самых-самых, которые отчетливо высвистывают пять и даже шесть слогов. Но одна встреча произошла далеко от донских берегов и запомнилась на долгие годы. Было то на пустынном берегу Аральского моря. Из серой, хрустящей под сапогами травы взлетела воробьиного облика птица. Присев на кустик саксаула, она чуть протяжно и просительно свистнула «тюии». Не сразу поверилось, что это наша чечевица. Стоял в Приаралье раскаленный август, и через безводное плато Устюрт летели с запада чечевицы.
Рано улетают на зимовку, позднее всех, иногда даже не поспевая к началу фенологического лета, возвращаются чечевицы на родину. Среди самых поздних перелетных птиц нет зерноядных: иволга, камышевка, сорокопут, славка, пересмешка, щурка и птенцов кормят насекомыми и сами питаются ими же. Чечевица — исключение: ее корм — семена. Прилет чечевицы приходится на дни созревания плодиков вяза, у которого никогда не бывает неурожаев. Потом подходят семена тополей, одуванчиков, ветел. В июне чечевица вместе с щеглами шелушит зеленые березовые сережки. Как и дубонос, она не прельщается сладкой и сочной мякотью ягод ирги, а достает из самых спелых полные семена. Выдавливает чуть затвердевшие косточки из малины. И птенцов в гнезде родители кормят семенами. Однако изобилие корма в середине лета не продлит ни на день пребывание чечевицы на родине, не задержит надолго в пути.