В общем, мое появление на сцене заставило врагов раскрыться и совершить несколько крупных промахов и ошибок. А уж смысл их деяний становился ясен и понятен после небольшого размышления. После смерти единственного сына барон Аристронг должен был бы переписать завещание на самого «доброго» и близкого родственника — своего племянника. Почему барона и не стремились убить первым, убирая постепенно всю прямую родню.
Я же проснулся в полном неведении происходящего с умиротворенным, расслабленным настроением. Потягиваясь, повалялся в кровати и, только почувствовав зверский голод, вскочил и широко распахнул окно своей спальни. Вид открывался очаровательный — прямо на идеально ухоженный парк, в котором росли не только деревья, но и декоративные кустарники, диковинные гирлянды лиан, тысячи цветов. И все это благолепие иногда разбавлялось голубыми вкраплениями небольших прудов и сказочных фонтанов. Так и хотелось выпрыгнуть из окна и пронестись, словно птица, по этому парку, наслаждаясь прекрасным видом и вдыхая чудесные запахи цветущих растений.
И в таком блаженном настроении я связался по краберу с Робертом. А тот меня быстро опустил на грешную землю, весьма подробно и живо описав последние события. Хоть я его и укорил в своем неучастии на первом допросе Бори Лейквиса, но в целом остался доволен констатацией новых фактов и свершившихся событий. Все-таки не очень приятно ходить под прицелом немереного количества убийц, которых, в свою очередь, направляет рука какого-то сумасшедшего маньяка. Особенно когда на носу масса важных мероприятий по спасению целой империи.
Единственное, что по важности могло опередить глобальные и вселенские проблемы, — это насыщение урчащего от голода желудка. Как это, увы, ни прискорбно, но потребности своего организма приходится удовлетворять в первую очередь. Да не только моего, но и весьма резвого и болтливого от голода Бульки. Надо вначале накормить двоих полноценных разумных особей. А уж потом будет гораздо легче подключаться к разным мероприятиям.
Поэтому когда меня пригласили на обед, мой внешний вид являл собой образец чистоты, ухоженности и последней столичной моды. Не хотелось выглядеть плохо перед тетушкой Освалией. Да и всеобщее внимание будет приковано, скорее всего, только ко мне. Ведь на данный момент мое имя звучало чуть ли не в каждой минуте новостей, а мое лицо примелькалось всем, кто хоть иногда бросает взгляд на экраны.
Спускаясь по лестнице между этажами, я столкнулся с графом Шалонером. Вид у него весьма разительно отличался от моего. Костюм помятый, прическа растрепана, глаза красные и усталые, словно от длительного недосыпания. Хорошо хоть брился он только раз в неделю и щетина не покрывала скулы, словно грязь месячной давности. Похоже, его буквально минуту назад выдернули из сна, а он и не сообразил привести себя в порядок.
— Граф! У вас такое выражение лица, — не преминул я подначить, — словно вы силитесь вспомнить, кто же вас всю ночь спаивал, а потом еще и побил…
— А что?! — Цой Тан стал лихорадочно ощупывать свое лицо и приглаживать непокорные вихры. — На мне царапины?!
— А должны быть?
— Ну… — совсем уж смутился мой товарищ. — Не должны, конечно…
— Тогда спешим к столу — ждут только нас!
В столовой действительно уже собралось человек двадцать из числа приглашенных на ночной бал. Выделялись хозяева усадьбы во главе с родителями Корта, с которыми я познакомился накануне. И еще две весьма неординарные фигуры в столичной табели о рангах. Герцог Давид Рибенгол — видный политический деятель, а попутно создатель многочисленных движений, партий и организаций. И рядом с ним пребывал его неразлучный друг, генерал армии Влад Савойски. Ему как раз пора было выходить в отставку по возрасту, но, глядя на его слоноподобную фигуру и слушая громовый голос, любой человек стал бы сомневаться. Такого на пенсию не скоро вытолкаешь.
Обоих я помнил еще в должности командира дивизиона, но до сего дня встречаться с ними за одним столом не доводилось.