Лёха и Вика шли по обочине с двух сторон дороги, перебрасываясь лишь короткими фразами и глядя прямо себе под ноги. Заморосил неприятный мелкий дождь. Вика поправила сбившиеся на лоб волосы и покосилась на Лёшку. Тот задумчиво разглядывал её.
– Ты чего?! – буркнула Вика.
– Да я тут что подумал, – проговорил он и остановился. – Ты заметила все эти перемены вокруг? Когда мы вылезали из блиндажа, окопный вал оказался совсем свежий, хотя, когда мы забирались в блиндаж, он был весь покрыт травой. Это странно. Как и то, что дорога – посмотри сама – раскисла! Даже если бы ливень шёл всю ночь, дорогу бы так не разнесло. А здесь дождь идет уже месяц, наверно.
– И что с того? У меня голова заболела от твоих рассуждений! – Вика задрожала всем телом, потом махнула рукой: – Пошли уже, Лёшечка! Когда идешь, хотя бы не так холодно…брррр…
Они снова пошли.
– И эта дурацкая вонь повсюду… – добавил Лёха и посмотрел куда-то вдаль, за лес, будто стараясь рассмотреть конец пути. – Знаешь, я вдруг вспомнил, где так же пахнет!
– И где же?
– На стрельбище… – пробормотал Лёха и поёжился. – И сдается мне, что дорога, по которой мы идём, ведёт совсем не к дому…
Вика заплакала, спрятав лицо в перепачканные ладошки.
– Мне страшно! Я замерзла, я домой хочу…
– Да уж! – хмуро отозвался Лёха и перепрыгнул через грязевые «баррикады» дороги на сторону Вики. – Ну, не плачь, всё равно куда-то идти надо… – проговорил он, обнимая её за плечи, – может, кого-нибудь встретим.
И Лёха оказался прав.
* * *
Поля, расстилавшиеся с двух сторон от дороги, были изрыты окопами, тут и там виднелись опутанные колючей проволокой противотанковые ежи. Многочисленные оборудованные огневые позиции, ДОТы и бревенчатые перекрытия землянок дополняли угрожающий пейзаж. Всюду суетились солдаты: они окапывались, возводили укрепления, окашивали траву перед брустверами. Практически никто не обращал на плетущихся по дороге двух грязных, растерянных подростков. Тут и там слышалась гортанная немецкая речь, смех и ругань. Изредка отдельные патрули, стоящие на обочинах, провожали Вику и Лёху непродолжительными взглядами, от которых, однако, ребятам становилось жутковато.
Совсем скоро вдоль дороги стали попадаться отдельные деревенские избы, сараи, жилые землянки с кособоко торчащими трубами печек-буржуек. Некогда большая деревня теперь была изуродована отметинами боев: там и тут встречались разбитые и сгоревшие дома, от иных осталось только пепелище, окружавшее изрытую выбоинами и закопченную пожаром кирпичную печь. Иногда на развалинах, в кучах уцелевшего хлама, бывшего когда-то домашней утварью, копошились чумазые и худосочные детишки или укутанная в рваный платок бабулька.
Зрелище было настолько непривычным и пугающим, что Лёха и Вика шли безмолвно, вцепившись друг в друга, лишь иногда осторожно озираясь по сторонам. Вскоре они вышли на окраину деревни и прижались к краю дороги, пропуская нестройную колонну немецких солдат. Вика старалась не глядеть на их лица, она опустила голову и принялась рассматривать месившие дорожную грязь сапоги. Жижа противно хлюпала, глухо бряцала амуниция; солдаты шли молча, казалось, они не видели никого вокруг и было в этом что-то пугающе механическое, неотвратимое.
Двое замыкающих колонну солдат вдруг повернулись к застывшим на обочине ребятам. Послышался грозный окрик. Вика вздрогнула и подняла голову. Два фрица приблизились. Первый – сухощавый, светлый, с острым торчащим кадыком, узким носом. На его лице застыло выражение усталости и какого-то природного высокомерия; другой же – плотный, похожий на финна, с маслеными противными глазками, блуждающей полуулыбкой. В своих серых мундирах они смахивали на мышей из мультфильма «Кот Леопольд», однако, висящие на плече оружие лишало этих персонажей комичности, добавляло эдакой железной омерзительности. Толстяк окинул Вику изучающим взглядом, потом повернулся к Лёхе. Что-то громко проговорил, и вскинул автомат. Лёха оцепенел от охватившего его ужаса. Второй солдат шагнул к Вике и сильно толкнул её в плечо. Вика потеряла равновесие, отшатнулась назад, затем поскользнулась на крутом склоне обочины.
Лёха почувствовал, как подгибаются колени, в животе образовалась зудящая пустота. «Weg!»– гаркнул толстяк, тыча стволом в грудь Лёхе. Тем временем первый солдат схватил Вику за волосы и решительно потащил вниз по склону, стаскивая на ходу с плеча автомат. Лёха беспомощно стоял на обочине. Страх сковывал мышцы, лишал воли. Вика вскрикнула от боли, послышался металлический лязг. Лёха поднял руки, замотал головой. Фриц едва заметно нахмурился, как раздражается человек, когда к нему пристает надоедливое насекомое. Короткий взмах, и приклад винтовки врезался в голову Лёхе чуть повыше переносицы. От удара тот отлетел, нелепо взмахнув руками, завалился на спину и замер.