Ицка грустно вздохнул и поплелся за мною.
Я пришел в ближайшую часть и попросил у пристава мне на помощь двух молодцев.
Он мне тотчас отпустил двух здоровенных хожалых.
Я приказал им переодеться в статское платье и идти с Ицкою, чтобы по моему или его приказу арестовать преступника.
На Садовой, в нескольких шагах от Сенной, находился этот знаменитый в свое время дом де Роберти, кажется, не описанный в «Петербургских трущобах». А между тем это был притон едва ли не почище Вяземского дома. Здесь было десятка с два тесных квартир с угловыми жильцами, в которых ютились исключительно убийцы, воры и беглые, здесь содержатели квартир занимались скупкою краденого, дворники укрывательством, и (стыдно сказать) местная полиция имела с жильцов этого дома доходные статьи.
К воротам этого-то дома я и отправился сторожить свою дичину.
Часа два я бродил без толку, пока наконец он не вышел на улицу.
Я узнал его сразу, не увидев даже Коновалова, который был позади. Я зашел ему за спину и окрикнул:
— Иванов!
Он быстро обернулся.
— Ну, тебя-то мне и надо, — сказал я, подавая знак своим молодцам, и — спустя пятнадцать минут — он уже был доставлен в часть, где я и пристав сняли с него первый допрос.
Поначалу он упорно называл себя Силой Федотовым и от всего запирался, но я сумел сбить его, запутать, и он сделал наконец чистосердечное признание.
Все мои предположения оказались совершенно правильными.
В ночь с двенадцатого на тринадцатое июня он бежал из Красносельской этапной тюрьмы, разобрав забор; за ним погнались, но он успел спрятаться и на заре двинулся в путь.
Близ дороги он увидел чухонца, который сидел на камне и курил трубку.
Он подошел к чухонцу и попросил у него курнуть.
Чухонец радушно отдал трубку. Он ее выкурил и возвратил. Чухонец стал ее набивать снова, и тогда беглому солдату явилась мысль убить его. Он поднял топор, лежащий подле чухонца, и хватил его обухом по голове два раза.
Удостоверившись, что чухонец убит, он снял с него сапоги, взял паспорт и пятьдесят копеек, сволок его к сторонке и зашагал дальше.
Не доходя заставы, увидел, что в нижнем этаже дачи открыто окно. Тогда он перелез через забор, снял с себя сапоги и шинель, взял в руку здоровый камень и влез в окошко.
Забрав все, что можно, он надел одно пальто на себя, другое взял в руку и ушел, оставив в саду свое — солдатское.
После этого он указал место, куда продал вещи купца.
— И вещи-то дрянь, — окончил он признание, — всего двенадцать рублей выручил.
Я разыскал все вещи и представил их немцам, сказав, что прекрасные его брюки на самом воре.
— Нишего, — заявил немец, — я велю их вымыть! — и потребовал возвращения брюк.
Тринадцатого июня были совершены оба преступления, а двадцать второго я представил все вещи и самого преступника.
Шувалов высказал мне свое удивление моим способностям, но в то время я и сам был доволен и гордился этим делом, потому что все розыски были сделаны мною только на основании соображений, логически построенных.
По трудам и награды
За быстрое раскрытие преступления и поимку солдата-убийцы Путилин был достойно награжден. Приказ Санкт-Петербургского обер-полицмейстера по Санкт-Петербургской полиции № 210 от 27 сентября 1858 года гласил: «Высочайшая награда. Государь Император, по всеподданнейшему докладу Господина С.-Петербургского Военного Генерал-Губернатора об отличном усердии Стряпчего Полицейских Дел Титулярного Советника Келчевского и Квартальных Надзирателей: Губернского Секретаря Путилина и Титулярного Советника Виридарского, оказанном ими при поимке бежавших из 2-го Военно-Сухопутного госпиталя арестантов Иванова и Гусева, Всемилостивейше соизволил пожаловать следующие награды:
а) Титулярному Советнику Келчевскому орден Св. Станислава 2-й ст.
б) Губернскому Секретарю Путилину орден Св. Анны 3-й ст. — и
в) Титулярному Советнику Виридарскому орден Св. Станислава 3-й степени.
О таковой Монаршей милости, сообщенной мне в предложении Господина С.-Петербургского Военного Генерал-губернатора, от 27 сего Сентября, за № 13668, я поспешаю объявить по С.-Петербургской Полиции.
Радуюсь сердечно блистательному отличию Гг. Келчевского, Путилина и Виридарского и надеюсь, что как они, так и прочие чиновники Полиции, видя беспредельные милости Монарха, теперь еще с большим усердием и ревностью посвятят себя на пользу службе.