Краткой была речь, с которой Чурмаев обратился к командирам подразделений. Из нее следовало, что главная задача полка - быстрое продвижение до р. Ловати, форсирование ее не позже восьми утра, захват плацдарма на левом берегу реки с последующим продвижением в направлении ст. Пола.
Кто-то из командиров сказал, что в предписываемые приказом сроки продвинуться к реке и тем более форсировать ее - задача явно не реальная, так как люди "смертельно устали, а идти придется по бездорожью, по глубокому снегу".
Чурмаев спокойно посмотрел на говорившего.
"Вы правы, комбат. Люди, действительно, очень устали и впереди их ждут новые трудности и новые испытания. Все это хорошо известно и всем нам, и командованию дивизии. И все же, как видите, приказ подписан, и мы обязаны его выполнить, ибо от этого зависит успех боя, судьба и честь нашей дивизии. Посудите сами..."
И Чурмаев пригласил всех командиров подойти поближе к развернутой им на столе карте...
Долго светилось крошечное окошко и в землянке командира 86-го стрелкового полка подполковника А. И. Кащеева. Командиры подразделений ушли, но окошко продолжало светиться. Командир полка Кащеев, комиссар полка старший батальонный комиссар М. А. Бусыгин и еще несколько человек сидели за столом у карты, уточняли детали марша и предстоявших боевых действий.
8 января 1942 г. Д. Юрьево
С рассветом 8 января движение возобновилось. Теперь полки ушли в разных направлениях, а штаб дивизии с охранявшими его подразделениями пока остался на месте. В половине девятого на штаб случайно наткнулась состоявшая на службе в немецко-фашистской разведке группа финских лыжников. Мы получили возможность оценить замечательные командирские качества Миссана, его выдержку, редкое хладнокровие, презрение к врагу, чувство полного превосходства над ним. В палатку, где Миссан, Бабицкий, Курылев и я собирались завтракать, ворвался командир взвода охраны.
- Товарищ командир дивизии! - начал он взволнованно, вскинув привычным движением ладонь к ушанке, - разрешите доложить! Поймав разрешающий жест Миссана, он отрапортовал:
- Немецкие автоматчики обстреливают нас со стороны соснового леса!
Миссан не пошелохнулся. Лишь помедлив и не глядя в сторону спешившего командира взвода, проворчал: "Ну и нехай себе стреляют". Командиру взвода ничего не оставалось делать, как снова приложить руку к ушанке, произнести уставную фразу: "Разрешите идти?" и, после получения согласия, ретироваться. Потом я понял, что Миссан, исходя из полученных разведданных, не ожидал нападения сколько-нибудь значительных сил гитлеровцев и поэтому решил выждать, вынудить внезапно появившегося противника раскрыть планы.
Через 15 - 20 минут командир взвода вновь появился в палатке, на этот раз вместе с адъютантом Миссана. Адъютант доложил:
- Товарищ полковник! Автоматчики-лыжники могут оседлать дорогу. Они уже почти приблизились к ней!
В эту минуту, как бы в подтверждение его слов, где-то совсем близко затрещали автоматные очереди. Бойцы взвода охраны вступили в бой с вражескими автоматчиками. Миссан ответил:
- Лыжники говоришь? А ну-ка полосни их зенитными пулеметами! Да покрепче!
Командир взвода со всех ног бросился выполнять приказание. Через несколько минут внушительно защелкали четыреххоботные зенитные установки, после чего треск автоматов уже не повторялся.
"Вот и отстрелялись фрицы, - сказал Миссан, обращаясь к нам, и затем приказал адъютанту, - пусть прочешут лес!" В результате "прочесывания" как раз и выяснилось, что вражеские автоматчики были финнами. Бежавшие в панике разведчики оставили двух убитых, раненного в ногу финна красноармейцы взяли в плен.
Спустя некоторое время фашисты, узнав от разведчиков о месте расположения штаба, начали обстреливать лесок минами. Одна из мин разорвалась в непосредственной близости от палатки командира дивизии. Осколками был легко ранен адъютант, тяжелое ранение в грудь получил стоявший на посту у палатки боец.
Лицо Миссана посуровело, когда ему докладывали об этом. "Раненых в санбат!" - коротко приказал он и тут же передал по телефону приказание начальнику дивизионной артиллерии открыть огонь по вражеским минометам.
Хладнокровие Миссана, мудрая лаконичность его распоряжений благотворно действовали на окружающих его людей и через них на весь личный состав дивизии.
Минометный огонь прекратился, на смену ему пришел артиллерийский. Но Миссан, как мне вначале показалось, проявил упрямство. Он заявил начальнику штаба дивизии, что не сдвинется с места, пока не будет захвачено нашими войсками с. Мануйлово, с овладением которым решался важный этап всей операции. Когда пожавший плечами начальник штаба ушел, Миссан подмигнул мне и сказал:
"Нехай штабисты посидят под огоньком, понюхают пороху. Злее будут".
Однако действительная причина "упрямства" Миссана заключалась в другом. Удачно выбранное место для размещения штаба находилось на скрещении нескольких дорог. Кроме того, командир дивизии не хотел ни на одну минуту прерывать связи с частями дивизии.
В полдень фашисты начали обстреливать штаб снарядами среднего калибра. Снаряды издавали пронзительно свистящий, воющий звук. Некоторые из них не разрывались, а, ударившись о мерзлую землю, с фырканьем рикошетировали и исчезали в глубине леса, задевая и сбивая ветви и верхушки деревьев. Потери от артиллерийского обстрела были сравнительно небольшими - около десяти раненых. За обедом Курылев шутливо "разъяснил" тактику фашистов, методически, с равными промежутками выпускавших один снаряд за другим:
"Ганс (он всех немцев называл Гансами) бросает снаряды от трусости. Что значит методический огонь у фашистов? Это значит: погреется, поежится Ганс в блиндаже у печки, а потом выскочит на мороз, плюхнет один раз, другой и опять шнель в блиндаж, отогревать свою курицыну душу".
Где-то вблизи громыхнул взрыв снаряда. Курылев не преминул пошутить и по этому поводу:
"Ох, как бы Ганс не повредил нам в политотделе пишущую машинку. Как мы тогда воевать станем?"
Тем временем части дивизии продолжали продвигаться вперед. Нелегкая задача выпала на долю 21-го и 86-го стрелковых полков. Об этом свидетельствовали донесения командиров полков и беседы с ранеными бойцами, доставленными на санях с места боя...
Маршрут полков пролегал по мелкому низкому кустарнику. Люди проявляли беспримерное мужество, упорство, выносливость и неукротимую отвагу. Утопая по пояс в снегу, прорубая топорами и лопатами кустарник, они настойчиво продвигались вперед, несли на своих плечах пулеметы, то и дело выручали застревавшие в снегу пушки, сани с продовольствием и боеприпасами. Каждый метр пути стоил огромных физических усилий.
Форсировав с ходу р. Ловать, подразделения подполковника Кащеева и майора Чурмаева преодолели еще один лесной массив и, обойдя вражеские гарнизоны, оказались в тылу 290-й пехотной дивизии врага.
Вскоре подразделения полков скрытно подошли к д. Юрьево - крупному узлу обороны фашистов. Здесь же, по данным разведки, располагался офицерский дом отдыха.
После тщательной разведки батальоны вышли из леса и подползли к деревне с трех сторон. Предусмотренный общим планом прорыва охват деревни прошел очень удачно. Советских автоматчиков не заметили даже часовые противника. По сигналу ракет началась атака. Удар был неожиданным и ошеломляющим. Мощную поддержку атакующим оказали минометы и пулеметные подразделения.
Первым ворвался в деревню батальон под командованием капитана Панина. Советские воины - все в белых маскхалатах - быстро окружали дома, в которых засели фашисты, забрасывали их гранатами, расстреливали сопротивлявшихся из винтовок и автоматов.
Среди гитлеровцев началась паника. Они еще продолжали вести беспорядочную стрельбу из минометов, автоматов и даже пушек, но участь Юрьева была предрешена. Окрыленные успехом первого удара, советские воины, словно забыв об усталости, дрались дерзко, изобретательно и отважно.
Вскоре стали известны имена героев штурма деревни. Одним из первых отличился красноармеец Панкин, метким броском гранаты уничтоживший станковый пулемет и 5 вражеских солдат. Лейтенант Куракин в упор расстрелял 15 фашистов. Связной Болтов уничтожил 7 фашистских солдат.