Неслышным движением Зуева передвинула стул. Она ближе подсела к Анне, точно боясь упустить хоть одно ее слово. И безучастность пропала с лица, сменилась обостренным вниманием.
— А завтра? Что же завтра?
— Нельзя забывать про завтрашний день, — упрямо подтвердила Анна. — Мы с вами решили, Надежда Викторовна, беседовать на полную откровенность. Так постарайтесь же не только внимательно выслушать, но и понять меня!.. Мужчина, когда стареет, не сразу смиряется с этим. Напротив, он всячески пытается себя уговорить, что ничего не изменилось, что все еще впереди. Понимаете, о чем я говорю? Я вполне доверяю мужу. Он волен поступать как ему угодно. Но ведь мне видней!.. Возможно, встречаясь с вами или с вашей дочерью, Сергей Сергеевич обнаруживает чувства, которые могут ввести в заблуждение, вызвать напрасные иллюзии. Так вот я и хочу предупредить: не поддавайтесь таким иллюзиям. Тем более здешняя наша жизнь подходит к концу: программа в цирке скоро переменится, мы двинемся дальше, и бог весть когда опять попадем в Горноуральск... Я говорю об этом, Надежда Викторовна, исключительно в ваших интересах. Если же чем-нибудь могу быть вам полезна...
Умолкла на полуфразе, обнаружив, как наблюдающе смотрит Зуева.
— Что означает, Надежда Викторовна, ваш взгляд?
— Смотрю я... Нет, не может быть счастлив с вами Сергей!
— Неправда! Мы прожили вместе...
— Все равно не может быть счастлив! — с возрастающей убежденностью повторила Зуева.
...Сагайдачный слышал эти слова. Несколько минут уже стоял он в дверях, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
Он было совсем собрался из цирка и вместе с Гришей подошел к воротам. Но какая-то сила остановила его. Подумал о Жанне: «Что, если ждет у главного входа? За кулисы пройти не решилась, а у входа дожидается!» Однако, подумав о дочери, тут же понял, что не только из-за нее одной остановился. «Надо бы и к Наде заглянуть. Верно, еще у себя в гардеробной... Зайду и поздравлю с успешным дебютом. Не вечно же нам враждовать!»
Потому и обратился к сыну:
— Совсем я упустил, Григорий: кое-какие еще дела остались в цирке. Отправляйся-ка один в гостиницу. Чай, не маленький, дойдешь!
Гриша в ответ недовольно хмыкнул: одно дело идти вдвоем с отцом, а другое — одному бежать в потемках.
— Я лучше, папа, тебя подожду.
— Ладно. К матери тогда ступай.
Гриша побежал назад, но, придя двумя минутами позже за кулисы, Сагайдачный обнаружил сына посреди коридора.
— Ты чего слоняешься? Я же сказал — к маме иди!
— Нет ее, мамы.
— Ах, да. Она у Никольских. Давай провожу.
Но и там не оказалось Анны. Никольский даже удивился, а Лидия вся обратилась в любопытство:
— Разве Анна Петровна говорила, что к нам зайдет? По какому делу?
И только случайно, от проходившего мимо униформиста, Сагайдачный узнал, что Анну видели во дворе. «Возможно, зашла к старичку своему!» — высказал предположение униформист. Велев Грише дожидаться, Сагайдачный направился во флигелек.
...Слишком круто разворачивался разговор, чтобы женщины могли услыхать звук приоткрывшейся двери.
— Не может быть счастлив с вами Сергей! Неужели до сих пор вы не поняли, что для него всего важнее в жизни?
— Я-то знаю. Может быть, даже лучше, чем он сам. А вот вы... Вы, которую он отбросил...
— Пусть отбросил. Пусть исковеркал... Знаю одно: не таков Сагайдачный, чтобы на тихую жизнь променять манеж!
— Фразы! Пустые фразы! — крикнула Анна, теряя последнюю выдержку. — Думаете, не вижу, что за ними кроется? Постыдились бы — и вы, и дочка ваша...
— А вам не стыдно?
— Мне нечего стыдиться. За чужими мужьями не бегаю. Поглядели бы лучше в зеркало на себя!
Больно, издевательски кинула Анна последнюю фразу. Зуева переменилась в лице, даже закрыла глаза. Потом проговорила глухо:
— После вам будет стыдно, Анна Петровна. Очень стыдно!
И еще один человек следил за этим резким, нещадящим разговором. Приподнявшись, свесив немощные ноги с кровати, Николо Казарини горестно взирал на неистовство своей внучки.
— Не позволю! — кричала Анна. — Был со мной муж и останется! Он отец моему ребенку! Да я вот этими руками... — Она и в самом деле казалась способной вцепиться, душить. — А ты... Как смеешь ты...
— Аня! — дрожащим голосом воскликнул старик и, шатаясь от слабости, попытался встать с кровати. — Нельзя так, Аня! Нельзя!
Она обернулась, но глаза ее, застланные яростью, ничего не видели. Не увидела и Сагайдачного, наконец-то рванувшегося от дверей.
Он еще не знал, что должен сказать или сделать. Он стоял между двумя женщинами, и обе они были частью, долей его жизни. И обе были ему близки. И время перепуталось — прошлое, настоящее. И он увидел нестерпимую боль на лице Надежды, Нади, Надюши Зуевой.