Из недр паба снова донесся звон бьющейся посуды, брань, а вслед — разухабистая песенка, невнятно исполняемая самим дебоширом.
— Утихомирься Саймонс! Клянусь, ты забудешь дорогу в мой паб, пьяница проклятый! — заорал мистер Тейлор, быстро вернувшись к двери и потрясая кулаком невольному спасителю двух молодых людей, притаившихся в темноте — этого короткого мгновения оказалось вполне достаточно.
— Что в сарае? — шепотом спросил итальянец, сжав плечи Тимоти.
— Дрова… — едва слышно ответил тот, обмирая от ужаса.
— Чудесно… — просиял Габриэль и быстро проскользнул в темную прореху, таща его за собой.
— Тимоти!
— Ответь, ради всего святого!.. — страстно зашептал Россетти, хватая поленья и наощупь вкладывая их в руки Тимоти.
— Я здесь, дядя… — юноша судорожно выдохнул и вышел из укрытия. — Очаг почти погас, я решил принести дров…
— И я был бы вам весьма признателен, мистер Тейлор, если бы вы соизволили повесить здесь еще один фонарь! — весело воскликнул Данте, появляясь вслед за ним. — Не думал, что вызвавшись помочь вашему племяннику, я рискну покалечиться. Пара заноз мне уже обеспечена, а, между прочим, мои руки — мой инструмент! — не дав опомниться мистеру Тейлору, он сгрузил ему свою ношу. — Так и быть, захвачу еще одну партию, но только ради Тимоти — его тоже следовало бы поберечь. С такой нещадной эксплуатацией, как у родного дяди, — итальянец укоризненно покачал головой, — он рискует растерять свое изящество, а равно — утратить привлекательность для вашего покорного слуги. И, разумеется, для мистера Рёскина. Не забывайте — он платит восемь фунтов в день именно за внешность Тимоти, уважаемый мистер Тейлор. Ведь это неплохая прибавка в ваш бюджет, не так ли? Кстати, дабы освободить вашего племянника от тяжелых физических нагрузок, я предлагаю вам вместо восьми — десять фунтов, но с одним условием: Тимоти позирует в любое, назначенное мной время, то есть и вечерами тоже. Хочу поработать с ним при другом освещении, — доверительно сообщил прохвост.
Хозяин заведения захлопал маленькими глазками, потрясенный наглостью и напором художника, но не смог выдавить в ответ ни единого слова, лишь покорно кивнул, прижав к груди врученные дрова.
Оценив ослепительной улыбкой отвисшую челюсть мистера Тейлора, Габриэль развернулся и, подмигнув Тимоти, снова направился в сарай.
Данте вернулся через несколько минут, с лицом мученика неся в руках несколько увесистых поленьев. Бросив исподлобья суровый взгляд на подметающего пол мистера Тейлора, он улыбнулся прелестной картине: Тимоти, стоя на коленках, жмурясь и очаровательно морща нос от сизого пепла и веселых искорок, приводил в чувство, и правда, начавший было затухать очаг. Склонившись ближе к тлеющим углям, юноша поворошил их короткой кочергой, вдохнул побольше воздуха и вдруг звонко чихнул, тряхнув белокурой челкой.
— Да благословит тебя Бог, — пожелал Габриэль, одарив его теплой улыбкой, аккуратно сложил поленья на кованую дровницу и опустился рядом. — Нам повезло, — он кивнул на угли и усмехнулся, — они в самом деле почти погасли.
— Благодарю, — ответил Тимоти и вздохнул. — Дяде нелегко будет справляться со всеми делами, коль я вечерами не смогу помогать ему. Впрочем, есть еще Джимми, помощник, который тут работал еще до моего переезда, но он такой лодырь. — Он усмехнулся и весело глянул на итальянца. — Но, полагаю, теперь ему придется отрабатывать деньги, которые платит дядя, а не спихивать мне всю работу, ссылаясь на вечное недомогание.
Художник удивленно приподнял бровь.
— Значит… ты даешь мне согласие?
— Я его дал еще на заднем дворе, — тихо произнес Тимоти, опуская глаза, — и, мне кажется, оно было достаточно красноречиво…
Занявшиеся язычки пламени померкли от улыбки, озарившей лицо Габриэля. Вовремя спохватившись, чтобы не накинуться с объятиями на потупившего взор Тимоти, он лишь благодарно сжал его руку.
— Ты не представляешь, как я счастлив.
Юноша смущенно взглянул на него из-под упавшей челки, осторожно сжал в ответ тонкие пальцы и вздохнул.
— Тебе пора возвращаться к друзьям. Они ждут.
Габриэль обернулся на столик Братства — три пары глаз внимательно наблюдали за ними: Маньяк, сложив руки на груди и гордо задрав косматую бороду, подозрительно щурил серые глаза; Фрэнк, с сочувствием глядя на юную модель, теребил пестрый шелковый шарф, который, как утверждал Габриэль, позаимствовал у матушки; Джонни, молитвенно сложив руки, переводил переполненный волнением взгляд с Тимоти на художника и обратно, шепча что-то пухлыми как у ребенка губами.
— Да, пора, — согласился Россетти, вновь повернулся к юноше и мягко улыбнулся. — Твои переводы… и не только… — он достал из кармана и протянул потрепанную тетрадь, — Постарайся больше их нигде не оставлять.
Тимоти, вспыхнув, ответил ему очаровательной робкой улыбкой и кивнул.
— Прости, что всунул в них свой нос, но я, в самом деле, не подозревал, что это твое. Я хотел бы поговорить с тобой о твоем увлечении, я настаиваю на этом. Ты потрясающе талантлив, правда.
— Ты чересчур добр и необъективен ко мне, но… если настаиваешь — поговорим, — ответил юноша и сунул тетрадь за пазуху. — Иди, иначе твои друзья просверлят нас взглядами.
Данте кивнул и поднялся.
— Я буду ждать тебя завтра к восьми вечера.
— К восьми? — на лице Тимоти отразилось разочарование.
Данте пожал плечом, хитро улыбнувшись.
— К сожалению, я буду занят первую половину дня — Рёскин назначил мне встречу в Академии, и я не имею понятия, сколько времени она продлится, — он склонился к Тимоти. — К тому же, для тех эскизов, которые я себе наметил, мне необходимо определенное освещение, предпочтительно сумерки, — он легко коснулся светлых кудрей. — Не расстраивайся, вечер будет полностью в нашем распоряжении.
Тимоти непроизвольно сглотнул, мгновенно представив себе, что может скрываться под этим утверждением, и, залившись румянцем, выдохнул:
— Хорошо, Габриэль.
Вернувшись за столик, Россетти, пронзаемый вопросительными взглядами друзей, молча потянулся к своему нетронутому бокалу, и, сжав его в тонких пальцах, сдвинул брови — пригубить джина означало смыть со своих губ вкус чистого поцелуя, дарованного ему на заднем дворе. Странное желание — ощущать призрачное касание нежного лепестка как можно дольше — немного озадачило его, но оказалось сильнее страсти к крепким напиткам. Едва заметно усмехнувшись, Данте отставил бокал в сторону и задумчиво дотронулся до своих губ.
— Ну? — нарушил молчание Маньяк, — Какие новости?
Габриэль вздрогнул, откинулся на спинку дивана и обвел Братство рассеянным взглядом.
— Тимоти дал мне свое согласие.
Фрэд вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Просто замечательно! — воскликнул Миллес. — Когда вы приступаете к работе?
— Завтра, — ответил итальянец и повернулся к журналисту. — У меня к тебе просьба, Фрэд, — он достал из кармана аккуратно сложенный листок, заранее вынутый из злополучной тетради, и протянул хмурому другу. — Прочти это, прошу тебя.
Фрэд бросил на предводителя недоверчивый взгляд.
— Что это?
— Прочти и выскажи свое мнение.
Габриэль не отрывал темных раскосых глаз от лица журналиста, пока тот, сосредоточенно уткнувшись носом в листок, водил взглядом по аккуратным строчкам, хмуря брови и удивленно хмыкая.
— Что-то неуловимо знакомое, — подытожил Фрэд, возвращая ему записи, — только не могу понять, что именно… Боюсь ошибиться, но весьма похоже на «Сонеты о любви» Петрарки, но в другом переводе. И, я бы сказал, в поразительно недурном переводе.
— Совершенно верно, — просиял Габриэль. — Это труд нашего крайне скромного знакомого, усердно скрывающего свой талант. Это перевод Тимоти, — пояснил он, с улыбкой отмечая очередную отвисшую за вечер челюсть. — И я был бы тебе весьма признателен, мой друг, если бы ты смог напечатать этот шедевр в ближайшем номере газеты. Разумеется, с указанием автора перевода. Надеюсь, это сможет привлечь к нему внимание и поспособствовать тому, чтобы его талант не оказался похороненным под гнетом неуверенности в собственных силах и неуместной скромности.