Он потёр ладони и подул на них, согревая дыханием − прохлада вечера окутала его влажной туманной дымкой, проникла под тонкую рубаху, пробежалась холодными пальцами по позвоночнику, заставив поёжиться. Дальше сидеть на корточках, прислонившись к каменной сырой кладке для него − едва вставшего на ноги, − было не лучшим вариантом. Ещё раз глубоко вздохнув, Тимоти отлепился от стены и мгновенно остолбенел, увидав в проёме приоткрытых дверей знакомый силуэт.
− Что за вопиющее нарушение режима?! — возмущённый возглас итальянца громовым раскатом прокатился по округе, и ему тут же отозвалось собачье многоголосье из соседних подворотен.
Проворчав сквозь зубы явное ругательство, Габриэль стремительно подошёл к юноше и взял за плечи.
− Позволь полюбопытствовать, − прошипел он с плохо скрываемым раздражением, − что ты здесь делаешь? Ты с ума сошёл? Стоило оставить тебя на пару дней и вот, пожалуйте — ты снова подвергаешь себя опасности!
Тимоти, оторопев от неожиданности, открыл рот и судорожно вдохнул прохладный воздух.
− О чём ты?.. — пролепетал он, радостно улыбнувшись.
− Я всегда считал беспечным себя, но ты превосходишь мою беспечность во сто крат! Хочешь, чтобы труды всех, кто о тебе заботился, пошли прахом?!
− Габриэль…
Желая успокоить художника и вместо оправданий поведать о том, как же он истосковался за эти невероятно долгие два дня, поведать о своих муках, перемежая слова благодарными поцелуями, юноша всем телом приник к нему.
− О, Габриэль…
Он обвил руками широкие плечи, уткнулся лицом в горячую грудь и вдруг замер, уловив тонкий аромат дамских духов, исходящий от одежды сердечного друга. Счастливая улыбка немедленно сошла с его лица. Болезненная ревность ядовитой горькой волной затопила всё существо Тимоти. Картины, которые он изо всех сил пытался вытравить из своего воображения, терзающими вспышками вновь замелькали перед его глазами… Габриэль и Джейн… аромат духов… Неужели его опасения были не напрасны?..
«Но он беспокоился и заботился о тебе! — попытался возразить внутренний голос. — Это не могло быть притворством!» Но духи…
− Никакой опасности я себя не подвергаю и просидел здесь совсем недолго, − нахмурившись, медленно произнёс Тимоти и отстранился. Всмотревшись в мерцающие тёмные глаза, он тихо спросил: — Ты закончил картину?
Данте фыркнул.
− Закончил! Но тебя не это должно беспокоить!
− Правда? — Тимоти мягко высвободился из его рук и отступил на шаг, невероятным усилием подавив в себе дикое желание закричать, вцепиться в щегольскую, источающую тонкий аромат жилетку ветреного повесы и потребовать от него немедленных объяснений. — Я рад за тебя и смею надеяться, что работа с мисс Верден доставила тебе массу приятных мгновений… Но теперь прости − меня ждёт работа…
Россетти в недоумении замер, но лишь на мгновение.
− Какая к чертям работа?! — взревел он и вновь схватил его за плечи. — Никакой работы, милый друг! Для этого у твоего дяди есть одна мерзкая личность, которой теперь не избежать справедливого возмездия, уж поверь мне! О, уж я вытрясу из него его гнилую душонку!
Соседские собаки вновь дружно ответили на гневную тираду.
− Джимми нет, а я − в порядке, − твёрдо заявил Тимоти, когда разномастный лай четвероногих соседей немного притих. — Не стоит обо мне беспокоиться. Ступай внутрь. Вероятно, в скором времени объявятся твои друзья. У тебя есть замечательный повод отпраздновать с ними свой будущий успех. И, пожалуйста, отпусти меня…
Он решительно дёрнулся, намереваясь проследовать в дом, но не тут-то было − Габриэль настойчиво притянул его к себе.…
− Прости, но я не очень понял смены твоего настроения… − хмуро пробормотал он, заглядывая в лицо юноши, − Мгновение назад твои глаза были полны радости, а теперь… Что явилось поводом для этого внезапного холода? Я не понимаю, объясни…
Тимоти упрямо молчал, глядя в сторону. И вдруг итальянца осенило:
− О-о… мисс Верден… всё дело в ней? Ты притворился, что рад, но сам снова ревнуешь… − печально усмехнувшись и покачав головой, он отпустил худые плечи, − Что же… мне очень жаль, что я так и не смог заслужить твоего доверия. Но, возможно, тебя немного утешит новость о том, что Моррис неизменно находился рядом со мной и Джейн, блюдя честь невесты и в основном мешаясь под ногами?
− А если бы не мешался? — с некоторым вызовом поинтересовался Тимоти и неожиданно для себя выпалил: − От тебя пахнет духами! Женскими!
Габриэль тяжело привалился к каменной стене и запустил пальцы во взъерошенные кудри.
− О, Мадонна… − выдавил он и вдруг разразился громким смехом.
Тимоти в недоумении смотрел на то, как итальянец, сотрясаясь от хохота и сгибаясь пополам, хватает ртом воздух.
− Ты полагаешь это настолько смешным? — зло бросил он.
− Несомненно! — давясь, кивнул Габриэль и застонал. — О, боги! Ты не поверишь, − я бы точно не поверил, −, но спеша к тебе, я по рассеянности надушился из флакона, оставленного некогда Розалией! — он перевёл дух и весело посмотрел на Тимоти. — Надеюсь, Отелло, к ней ты не ревнуешь? Все в прошлом… К тому же наши отношения никогда нельзя было назвать любовью…
− Нет, к ней не ревную, − растерянно заморгав, пролепетал юноша, и это было чистой правдой. — Ты надушился духами Розалии? Ч-честно?..
− Да! — пожал плечами итальянец и снова захохотал.
Смех Габриэля всегда был невероятно заразительным и данный момент не стал исключением: замотав головой, Тимоти фыркнул и подхватил его, с облегчением отметая все свои глупые домыслы.
− Прости меня… − отсмеявшись, произнёс он и приник к возлюбленному, − прости… но я, правда, едва не лишился рассудка от ревности. Я не хотел, гнал эти мысли, но они были сильней меня… Господи, как же я глуп…
− Ты не виноват, − тихо ответил Габриэль, нежно прижимая его к себе. — Всему причиной моя дурная слава… Я был таким — ветреным и беспечным развратником, но, поверь, ты научил меня любви и верности. Ты помог мне понять, что лишь в принадлежности одному-единственному человеку заключено истинное счастье, а вовсе не в постоянном поиске мимолётных удовольствий, и я благодарен тебе за это…
Тимоти поднял голову и взглянул на него. Тёмные глаза, с весёлыми искорками в самой их глубине, казалось, не лгали.
− Ты — смысл моего существования, Габриэль, − прошептал он, — И если придётся, я, не задумываясь, отдам за тебя свою жизнь…
От этих слов сердце Данте сжалось в безотчётном страхе.
— Не смей давать подобных клятв, слышишь?! И никогда больше не смей говорить о смерти! — взмолился он, в отчаянных объятиях сжимая свою любовь. — Я никуда не денусь от тебя. Знай: я твой, навсегда! Ничто и никто не сможет разлучить нас… — Данте приподнял подбородок юноши и со щемящей тревогой всмотрелся в его глаза. — Я люблю тебя…
Судорожно вздохнув, Тимоти без слов приник к его губам.
Этот поцелуй мог длиться бесконечно, напоенный невероятной нежностью и тихой музыкой искренней чистой любви. Габриэль отчаянно не хотел разрывать его. Не хотел, но не имел права продолжить. С огромным трудом он заставил себя оторваться от пьянящего источника.
− Любовь моя, не стόит. Здесь — не стόит, − быстро уточнил он, увидев разочарование на лице юноши. — Но, раз уж ты настолько оправился, что в состоянии помогать дяде, то мы можем пойти ко мне… прямо сейчас. Не стану лукавить, я безумно соскучился по нашим ласкам… − выдохнул он в шею Тимоти, едва коснувшись губами мраморной кожи, − безумно…