"Как это все вдруг свершилось неожиданно, словно в сказке", — рассуждал про себя Спиридов, как привидение бродя среди глухой ночи, при тусклом свете нагоравшей свечи, по своей одинокой комнате, в которой он прожил все эти три года, с такой любовью и тайной гордостью украшал ее и к которой он теперь так презрительно равнодушен.
Спиридову припоминается его жизнь на Кавказе. С момента приезда в полк его тайные мечты о славе, его джигитство, которым, как ветряной оспой, заражаются все без исключения являющиеся на Кавказ и от которого у него осталась теперь безукоризненная, настоящая горская посадка на лошади, неподражаемое умение носить папаху так, как ее носят истые горцы, и воспоминание о нескольких безумно смелых подвигах, приобретших ему славу "удальца" и "храбреца", чем он в душе очень гордился, хотя и старался скрывать эти чувства под маской презрительного равнодушия к людскому мнению.
Бал в квартире старого полковника Павла Марковича Панкратьева был в самом разгаре, когда Колосов вошел в ярко освещенную залу, полную танцующей молодежи. В первую минуту у него даже в глазах зарябило от вида множества обнаженных плеч, шей, бюстов и рук, от пестроты дамских нарядов и блеска эполет и пуговиц кавалеров. Остановившись в дверях, Иван Макарович пристально оглядел залу, отыскивая глазами хозяйку — молодую дочь Панкратьева Анну Павловну, или, как ее просто звали, Аню.
Он скоро заметил ее на противоположном конце залы, окруженную целой толпой поклонников, и несколько минут молча, с чувством затаенной ревности наблюдал за нею.
Всегда очень хорошенькая, Аня сегодня показалась Колосову очаровательной до того, что у него даже сердце заныло от чувства какого-то тоскливого восторга. Одетая в светло-голубое платье, казавшееся на ней облаком, в котором она как бы утопала, стройная, полувоздушная, с короной светло-каштановых волос на изящной маленькой головке, она походила на фею; по крайней мере, так казалось Колосову. Красивые линии обнаженной шеи и еще не сформировавшейся, полудетской груди были как-то особенно целомудренно изящны, а в наивно-темно-серых глазах светилось столько неподдельной искренней радости, что у всякого при взгляде на нее становилось весело на душе. Она громко смеялась, радостно сверкая глазами, причем между ярким пурпуром ее губ задорно блестел ряд белых, как морская пена, зубов. Рядом с Аней, в платье из желтой персидской кисеи, сидела Зина Балкашина, первая красавица во всем округе. Это была девушка высокого роста, стройная, с матово-смуглым, правильным лицом и большими черными глазами, опушенными густыми ресницами, придававшими взгляду девушки немного как бы печальное, задумчивое выражение. Черные волосы были заплетены в толстую и длинную косу, небрежно перекинутую через плечо и лениво покоящуюся на высокой, упругой груди. Зина сидела спокойно, и когда кругом нее громко смеялись, она только слегка улыбалась, ласково поглядывая на окружающих. Наблюдая за ней, Колосов заметил, как всякий раз, когда отворялась дверь и кто-нибудь входил, Зина бросала торопливо-осторожный взгляд в том направлении, и по лицу ее пробегала едва уловимая тревожная тень.
"Она ждет Спиридова, — подумал Колосов и сейчас же добавил про себя: — А вот меня так никто не ждет".
Он слегка вздохнул и, осторожно лавируя между танцующими парами, направился к молодым девушкам. Первая заметила его Зина; она ласково кивнула ему головкой и, когда он приблизился, подала руку.
— Здравствуйте, Иван Макарович, — приветствовала она его. — Почему вы так поздно?
— Наверно, спал после обеда, — рассмеялась Аня. — Сознайтесь, Иван Макарович, спали? Да?
— Я такой привычки еще не имею, — несколько обиженным тоном, но с деланной улыбкой возразил Колосов, — я не проспал, как вы думаете, а меня задержал Спиридов. Я заходил к нему, чтобы вместе идти…
— И что же, почему его нет? — с обычной своей стремительностью перебила его Аня. — Да говорите же, что вы тянете, точно немец какой. Отчего Спиридов до сих пор не явился?
— Он и не явится. Просил передать поклон, его сердечные поздравления и пожелания всего лучшего.
— Как так? Неужели он так-таки совсем не придет? — искренне изумилась Аня. — Что случилось?
— Ничего особенного, он только немного нездоров, у него лихорадка и зубы болят, по крайней мере, он мне так сказал.
— Подумаешь, какие нежности, — недовольным тоном произнесла Аня, капризно надув губки. — И вы тоже хороши, не могли уговорить его…