Пока же — расскажу несколько о себе, о моем детстве и юности. Своей малой родиной — Рязанщиной — стал интересоваться еще в школе. В первую очередь интересовался селом, в котором родился. Любовь к родной земле и людям труда нам прививали с детства родители и учителя, поэтому у каждого школяра были свои обязанности по дому, которые выполнялись неукоснительно. Тогда мы понятия не имели о правах ребенка, знали одно, что надо учиться и помогать родителям.
Рязанщина и по сей день в моей памяти представляется бескрайней широкой степью, изредка изрезанной холмами и оврагами. Земля здесь плодородная, насколько хватает глаз — тянутся разноцветные квадраты полей: зеленовато-желтой ржи, крупных колосьев пшеницы, низкого светлого овса, темно-коричневой гречихи. Рязанское поле сравнимо разве что с морем, которое так же волнуется от небольшого дуновения ветерка. Если внимательно прислушаться, то можно понять, как шепчутся колосья. Спросите — о чем? Конечно, о жизни. Бывало, идешь по полю и дышишь полной грудью, поднимешь голову, увидишь в небе небольшую точку — это жаворонок, трели которого раздаются с раннего утра.
Забравшись на пригорок, я всегда любовался своей родной Захаровкой. Село большое, расположено в 35 километрах от Рязани, в нем когда-то было восемь улиц, вдоль которых без учета строгой планировки строились дома. Их тоже насчитывалось немало — около 600. В прошлом — село государственное, принадлежало царской казне. Жители были вольными хлебопашцами, работали много и трудно. Налоги платили царю-батюшке и на судьбу свою не жаловались.
В школе я узнал, что в период татаро-монгольского нашествия Рязанское княжество одно из первых подверглось ударам пришедших с востока кочевых орд и попало в зависимость от золотоордынских ханов, которым платило дань. Почти три столетия Русь вела борьбу за свою независимость. Рязанские и московские князья организовывали дружины для отпора кочевникам, южнее Рязани, в так называемом Диком поле. Они возводили сторожевые крепости, строили заставы и опорные пункты. Тут же возникали временные поселения, куда приезжали татары и половцы, которые вели меновую торговлю с русскими поселенцами. Линия таких укреплений проходила по нынешним селам Федоровке, Захаровке, городу Михайлов и реке Воронеж.
В ХIV-ХV веках рязанские князья имели довольно сильные дружины, набираемые из вольных людей, казаков, которые охраняли южные рубежи России от набегов кочевников. Вокруг поселений казаки сооружали земляные укрепления — рвы, остатки которых существуют и по сей день. Высота таких рвов была такова, что за ними мог укрыться всадник вместе с конем, за рвами защитники прятались от вражеских стрел и копий, отсюда велось наблюдение за войском противника и осуществлялась разведка. Словом, на войне как на войне.
В детстве, поднявшись на эти рвы, я давал волю своему воображению, которое уносило меня в далекое прошлое. Передо мной возникали картины сражений русских дружин с татарами, половцами и прочими завоевателями. Там, за вершинами холмов, мне виделось, как с гулким топотом мчалась вражеская конница и как ей навстречу стремительной лавиной двигались русские всадники. Гудела земля от стука копыт, в воздухе молниями сверкали сабли, конники сшибались в злой, отчаянной схватке.
Беспокойное то было время. Моим предкам, жившим в этих краях, наверно, нелегко приходилось, много крови они пролили, чтобы защитить свою землю от захватчиков.
Когда Русь освободилась от татаро-монгольского ига, сторожевые поселения стали утрачивать свое значение, но люди не покидали обжитые места, здесь возникали села и деревни, некоторые из них с течением времени превратились в города.
Село Захаровка известно с XVII столетия и, по утверждению местных краеведов, стало бурно развиваться после отмены крепостного права. Многие его жители занимались отхожим промыслом, уходили на временные, сезонные работы в крупные города — Рязань, Москву, Петербург, позже — в Донбасс.
«Отходником» был и мой отец — Михаил Трофимович Демидов. Пятнадцатилетним юношей уехал он в Петербург, и кто-то из земляков помог ему определиться в «мальчики» (так тогда называли учеников) на городскую скотобойню, а повзрослев, и сам стал бойцом, забойщиком скота. С селом, однако, связей не порывал, домой приезжал обычно летом, помогал матери, моей бабушке Наталье, вести домашнее хозяйство. В один из приездов женился на шестнадцатилетней местной девушке — Евдокии Григорьевне Головиной. Это была моя мать.
В осенне-зимний период, когда работы на селе практически не было, мать ездила к отцу в город. В результате таких челночных поездок у моих родителей появилось шесть человек детей, включая и меня. Мы жили не безбедно, имели землю, вели хозяйство, держали скотину, матери и бабушке приходилось много работать, а когда подросли старшие дети, стало легче — все были при деле. Не забывал нас и отец.