Андроника я уважаю, хоть и не стали мы с ним приятелями. От всех, кто был приближен царем, хилиарх держит дистанцию, при этом, оставаясь Левкону верным слугой и наставником. Говорит этот умудренный опытом солдат мало, но то, что я услышал однажды, восхитило и запомнилось. Он как обычно без особого повода поучал царя, но я стал прислушиваться, когда Андроник заговорил о врагах, битвах и смысле жизни.
"Тот человек, который разрушает созданное другим человеком, идет против смысла существования человеческой жизни, а значит он враг человека! А враг заслуживает чего? Смерти! Его уничтожают! Но возможно ли это без битвы? Нет, врага уничтожают в бою. А бывает ли битва без жертв? Не бывает. Одни получают раны, другие погибают, но перед лицом смерти каждый человек знает и помнит, что бьется он ради сохранения творений рук своих! Это и называется настоящим подвигом. Меч в моих руках напоминает, что я рожден и существую для подвига! Если ты не совершишь ни одного подвига, то напрасно ешь мясо, пьешь вино, спишь и дышишь. Ибо не сделал того, для чего был создан..."
Ох, не случайно я вспомнил о командире царских гоплитов, вот он — стоит у входа во дворец, теребит кончик потертого ремня, нервничает. Ха, смотри какая неожиданность! — думаю, но обращаюсь к нему с почтением:
— Славься! — приветствую Андроника.
— Процветай! — отвечает он, и я вижу, что если промедлю с вопросом, то не успею его задать воину вовсе.
— Что случилось?
— Война, скиф. Война...
Андроник замечает, что я еще хочу о чем-то его спросить, однако одергивает багровый, выгоревший на солнце плащ и быстро уходит. Мне остается поспешить за ним по длинной прохладной анфиладе и считать арки. Так уж устроен мой мозг: я постоянно что-нибудь учитываю, регистрирую и отмечаю. Зато потом могу легко вспомнить весь прожитый день, разговоры и даже собственные мысли. А делать это мне приходится регулярно, чтобы другим усложнить задачу составить на меня верное досье или вовремя обнаружить собственный просчет и найти способ исправить впечатление о себе.
Хилиарх свернул на платановую аллею, ведущую к крытой колоннаде, называемой эллинами — ксист. Наверное, владыке стало душно во дворце, и он решил принять государственных мужей там, где чувствуется ветерок с Понта. Действительно, солнышко поднялось, и воздух вокруг стал быстро нагреваться. Хоть я пока и не вхожу в число властных людей царства именуемых аристопилитами, но дружба с царем дает право присутствовать на таких собраниях.
Воины, стоящие в карауле у колонн не обращают на меня никакого внимания. Может, узнали, а может, потому, что я почти догнал их командира и мы с Андроником след в след вошли под навес ксиста8. К тому же при мне нет оружия, но ярко блестит на шее и предплечьях золото. Перстни по местной моде я не ношу: все же ромфею — длинный фракийский меч, подаренный Левконом, держу в руках чаще, чем кубок.
Владыка восседает на резном, покрытом позолотой стуле. Он кивнул мне, но взгляд наполненный тревожным ожиданием задержал на хилиархе. Воин уверенно преодолел несколько метров, что отделяли его от владыки и, остановившись у самого трона, склонился к уху Левкона. Его доклад был краток. Лицо царя просветлело, и он обратился к Гилону — мужу зрелому с кудрявой стальной шевелюрой на маленькой голове, о котором я знал лишь то, что правит он в Кепах на границе с Синдикой. И что получил он ту область в управление за то, что без боя сдал Сатиру — отцу Левкона полис Нимфей.
— Гоплиты сегодня выступят. Мы поможем тебе, как и наш отец всегда делал — сказал владыка, и тут же соскочив со своего стула, взял меня под локоть и потянул в сторону от придворных, к колонам. Прежде, чем царь развернул меня, я заметил, как сверкнули глаза у Гиппиаса. К чему бы?
Гиппиас — старший жрец Зевса громовержца, признанный глава жреческих кругов города. Он славится мудростью и странностями, внушающими всеобщее уважение, воспринимаемыми народом как признак его близости к богам. Преклонный возраст и внешняя отрешенность от обыденных дел не мешают ему быть одним из самых влиятельных людей Пантикапея. Но для меня — этот старик обычный болтун, не представляющий опасности. Опыт прошлой жизни учит, что важна не столько внимательность, сколько проницательность, надо уметь видеть и слышать, впитывать в себя всю имеющуюся информацию, в том числе и ложную. Ложь через посредство содержащихся в ней неверных сведений часто может выложить перед проницательным человеком немало довольно точных данных, которые лжец пытался скрыть. Если позволить человеку в течение получаса свободно врать, он непременно что-нибудь да выдаст из того, что так старается припрятать. Вот почему болтуны опасны сами для себя даже в тех случаях, когда лгут! И коль я намерен изменить свою жизнь этот жрец может оказаться полезен.