Скопцев, взяв Занду на поводок, плотнее запахнув халат, покинул двор. Стёжка вывела их в сторону Питомника. Миновали мостик через глубокую Модягоувку. Ветер освежал разгоряченное тело Платона Артамоновича. Опорки скользили на травянистых кочках межи.
— Цу! Цу! — Сторож-китаец загородил дорогу. — Назад ходи, капитана!
Занда зарычала, наструнивая поводок. Скопцев притянул её к своей ноге и тем же путём возвратился во дворик.
— Чего бродишь, Платон? — В белой сорочке до пят, раскосмаченная, на пороге стояла Варвара Акимовна.
— Занду прогулял маненько. Не полошись, Варьча. Посидю тут…
— Не остынь на ветру. — Она бросила ему ватник. — Прикрой плечи.
Оставшись в темноте, Платон Артамонович вновь и вновь прокатывал в уме свою дорогу на советской стороне. И не переставал удивляться: как удачно прошла «ходка»!..
Скопцев ослушался сотника Ягупкина: на станции «Маньчжурия» не явился к доверенному лицу. Он внял голосу инстинкта: знаешь один — могила, знают двое — сомнительно, а когда осведомлён третий — жди передряги! Он имел свою тропу на ту сторону.
Наведался к старьевщику на краю станционного посёлка, присмотрел для себя подходящую одежонку — поношенный ватник, широкие штаны из полубрезента, картуз с суконным верхом и ичиги из сыромятины. И ещё заплечный мешок из ряднины.
Переодевшись в общественном туалете, Платон Артамонович свернул прежнюю одежду и фетровую шляпу, юфтевые сапоги в тючок, внутрь припрятал гоби, документы — всё оставил на вокзале в камере хранения ручной клади. Квитанцию отправил по почте на адрес, который сообщил ему Ягупкин при последней встрече в Харбине. Приписал: «Хранить до моего востребования». При себе Скопцев оставил две бумажки. Удостоверение о том, что «Козлов Платон Артамонович направляется в южные районы Читинской области и Бурят-Монгольской АССР на заготовки бондарной клёпки от промартели инвалидов «Рассвет». Круглая печать со смазанным текстом приляпана по низу бумаги. Другой мандат начинался с описания признаков физических недостатков гражданина Козлова П. А. и заканчивался заключением врачебной комиссии Верхнеудинского окружного комиссариата о том, что «обследованный гражданин Козлов П. А. освобождается от воинской повинности как инвалид с детства».
Завернув в китайскую парикмахерскую, Платон Артамонович постригся коротко. Примерил картуз — рыжие вихри не высовывались наружу.
Скопцев приблизился к границе через топкое болото и зыбкие пески на стыке Китая, Маньчжурии и Советской России. Он знал, что в этом закутке, вблизи монгольских полупустынь, менее всего подстерегает неудача. На уроках в войсковой русско-монгольской школе казачества в Троицкосавске Скопцев запомнил: северный угол Внутренней Монголии населён разными племенами — бургутами, горлесами, олётами, табангутами, бурятами, монголами — кочевники едва понимают друг друга. Занимаются скотоводством и охотой. Легко выдать себя за любую родовую личность. У Скопцева от матери пошли чуток раскосые глаза. Не особенно остерегался он и китайских стражников да монгольских цириков. По давним наблюдениям агентов Ягупкина, эти пограничники без проволочек отпускают нарушителей на ту сторону, уповая на строгий контроль русских.
Как и в прежние «ходки», Скопцев попал сперва на скотомогильники. Кочевники туда опасались показываться — волки! Затем прокрался в заболоченную низину степной Дучин-Гола. Мокрой поймой выбрел к тому месту, где речушка огибает пологую сопку, отмечавшую государственную границу. Он заранее запасся прочным длинным шестом. Светлое время суток потратил на наблюдения: как часто ходят русские пограничники, есть ли смотровые вышки, не обнаружатся ли «секреты», прикидывал на глазок возможность подхода незамеченным к точке прорыва, отметил впадины, купы кустарников, серые глыбы слежавшейся глины. Помнил с прошлых раз пятачок каменистой прогалины, где речушка ближе всего подходит к подошве горушки. За ней — равнина, поросшая берёзами и сосняком…