Села в автобус, поехала.
В городок свой тихий приехала:
совсем маленький городок и славный.
Там на каждом доме заглавной
буквой висит «Покой».
Ты плачешь? Да бог с тобой!
Тебя никто не читает,
зато жива и кто знает
какие заветные дали
тебя ещё не встречали.
— Я вижу, ты розы не любишь?
— Что мне блеск холодных роз?
Мне милее жар свободы,
пыл любви и пепел гроз!
Что мне розы у окошка
(мёртвый блеск холодных глаз)
не цветок в горшке любимый,
а под ножницы и в таз.
Я люблю, Мишель, такую
ледяную красоту:
горы, горы, снег и море,
реки, сопки… всё во льду.
Я люблю нейтрино в море,
и в воде с небес звезду.
Видишь, как она сияет?
Я плыву, её ловлю.
— Ты никого не любишь.
Я никого не люблю,
зато могу плакать под утро,
и от слёз моих чистых, не мутных
ручьи побегут и реки,
добегут до того человека,
который скажет: «Люблю»!
Я к нему очень хочу.
Вот ты говоришь, художник:
«Усталое сердце молчит.»
А сердце молчит и строчит,
строчит свои стихи,
а над сердцем душа устало:
«Пустое, брось, не пиши!»
Ты говоришь художник:
«Принцесса надменна, горда!»
Но я не принцесса, я плотник —
в мозолях моя рука.
Журналисты пахнут газетами,
да, да, типографскою краской,
кнопками клавиатуры,
мониторами, фото-раскраской.
А ещё они пахнут снегом,
потому что им всё равно
зима это или лето.
Бегут, сезонам назло!
Журналисты пахнут рассветом.
Они встают в шесть утра,
и невзирая на это,
не сходят, не сходят с ума.
И суета суетою
пахнут, наверно, они.
Двери редакций откроем,
принцессы там и короли.
И от запаха жизни
закружится голова!
В каком веке мы б все повисли?
Если бы не она,
страна больших телекамер,
диктофонов, статей «сырец»,
и даже тех, кто не с нами —
павших в боях сердец.
Журналисты пахнут победой,
праздниками, суетой,
солнечным, солнечным светом!
А теперь и немножко тобой.
Любовь не станет ворожить,
любовь намеренно и просто
заставит с музою дружить
и вознесёт чуть ли ни к звёздам!
А ты, рассерженный актёр,
сбежавший от любовных мук,
зачем-то ночью всё твердил,
что наша жизнь — всего лишь лук:
«И горечь, вроде бы, сладка.
И неминуемо раздеться.
На сцене тоже всё — игра!»
Но не пора ль, дружок, вглядеться
в девчонку, рядом что стоит,
и смотрит преданно и нежно.
Она актриса, говоришь?
Ну что ж, любовь ещё прилежней
в среде шутов и лицедеев.
Смотри, какое счастье между
двух одинаковых орбит!
На кладбище пропавших кораблей
не найти потерянных вещей.
Где-то затерялась твоя жизнь.
Не достать её? Тогда держись!
За штурвал держись или за мачту.
Я ещё лет десять здесь потрачу,
но найду пропавшие суда.
Где они? Там, где вода, вода.
А в воде обломки кораблей,
и свихнувшийся Джек Воробей
ищет «Чёрную жемчужину» свою,
а она идёт, идёт ко дну!
Там на дне медузы, крабы, ил.
Ты ещё то дно не посетил?
На кладбище пропавших кораблей,
посреди потерянных вещей
где-то затерялась твоя жизнь.
Удержись за неё, милый, удержись!
Лес не лес, дол не дол,
просто город у моря.
Плыл не плыл, шёл не шёл
ко мне парень с бедою.
Я плечом навалилась
на собственную тоску.
Спала не спала, проснулась,
так и живу в бреду.
А ко мне парень с бедою.
Я его не тороплю,
пусть побудет в героях,
за это же и люблю.
В героях побыв, он покинет
землю, не встретив меня.
Этому парню с бедою
и на небе мало огня!
Лес не лес, дол не дол,
в города ни ногою!
Плыл не плыл, шёл не шёл
ко мне парень с бедою.
А за ним туманов завеса
да дождей пелена.
Я не звалась невестой,
но к нему летела, плыла…
Небеса обетованные, повесть дивная.
Деревянный дом, земля не глинная,
луг зелёный и поле,
а на небе целое море:
там корабли на небе.
Ты на них не был,
не был на них и не будешь.