— А так: разложить на платформе и — розгами… — Меллер сделал совсем не светский жест, как бы взмахивая розгой.
Дамы захихикали.
— Как, при всех?.. — с искренним ужасом уронила маленькая княгиня Горчакова.
— Вот именно!
— Уж-ж-жас! — воскликнула Запотоцкая.
Барон весело и игриво поглядел на нее. Она засмеялась, закрывшись веером. Барон прошел дальше, и Сергей бросился в сторону, чтобы уступить ему дорогу. Он уже обожал этого человека, с его свободной, простой, как казалось Сергею, манерой старого солдата. Сергей даже не замечал уже легкого немецкого акцента в речи барона, поначалу резавшего ему слух.
С этого момента все внимание Сергея было поглощено тем, чтобы как-нибудь не нарушить этикета, потому что, как он заметил, дежурные офицеры-распорядители, передвигаясь по залу, все время как-то направляли движение гостей. То шепотом просили повернуться «анфас» к императорской чете, то указывали, куда подвинуться… Здесь был какой-то свой ритм, свое построение. Ильицкий еще не понимал его и больше всего боялся выбиться из этого ритма, который сейчас ему казался важнее всего на свете.
И он снова обращал взгляд на Меллера, восхищаясь тем, как уверенно он плавал в этом сверкающем озере с его странными, переливающимися волнами…
К концу Сергей был смертельно утомлен и все же совершенно счастлив, захваченный общим настроением приподнятости, парадности и самим красочным зрелищем царского приема.
Все было организовано удивительно четко и действенно. Ильицкий не переставал удивляться этому после всеобщей безалаберности в войсках в только что проигранной войне.
В Москву были стянуты воинские части, приданные экспедиции Меллер-Закомельского. Около полуночи 31 декабря на перроне Курского вокзала выстроился весь отряд.
Зрелище было внушительное. Две сотни солдат, молодец к молодцу, стояли так недвижно и картинно, что походили бы на изваяния, если бы не белые облачка, вылетавшие из губ. Иней запорошил сединой усы, бороды и начесанные на самые брови чубы казаков. У многих уже побелели носы, а начальства все не было.
Сергей стоял в строю, привычно и приятно ощущая хорошую слаженность вышколенного войска. Кексгольмцы особенно щеголевато выглядели в своих новеньких дубленых полушубках и косматых папахах.
Не хотелось думать, что ждет впереди, только бы наслаждаться морозной свежестью и чистотой этой новогодней ночи. И то именно, что экспедиция начиналась под Новый год, казалось Сергею значительным, как доброе предзнаменование. И следа не осталось от его давешних сомнений.
За десять минут до полуночи дверь салон-вагона открылась. На перрон сошел генерал, за ним комендант поезда подполковник Заботкин, князь Гагарин и другие.
Барон легко, чуть приподнимаясь на носках, прошел перед строем и произнес безнатужным, ровным голосом:
— С Новым годом, орлы! Служите службу честно, как и раньше служили! Поручик, выдать нижним чинам по бутылке пива!
Меллер-Закомельский и сопровождающие его вернулись в салон. Дверь за ними захлопнулась, проводник с фонарем в руках уже на ходу поезда вскочил на подножку. Маленький снежный вихрь взвился вослед замыкающему вагону с тремя красными огнями, похожими на тройку червей, брошенную на зеленоватое сукно освещенного от семафора пути.
Без звонков, без вокзальной суеты и возгласов провожающих необычный поезд двинулся в ночь.
Итак, благодаря хлопотам влиятельного дяди, поручик Ильицкий начал службу под командованием генерала Меллер-Закомельского. Ильицкий, конечно, обманывал себя, закрывая глаза на цель экспедиции, так досконально и тщательно подготовляемой ближайшими помощниками генерала. Этот утешительный самообман рушился постепенно.
Разговоры, сопровождавшие приготовления к выезду, вертелись вокруг того, как именно и с какими возможными трудностями будет сокрушена крамола на железной дороге и разгромлена цитадель бунтовщиков — революционная Чита. При этом разговоры эти не носили, на что смутно надеялся Сергей, отвлеченного характера, отнюдь нет! Они имели весьма конкретный, можно сказать, деловой смысл. Обсуждались вопросы о пригодности к порке шомполов обыкновенной русской трехлинейной винтовки, об эффективности удара прикладом при экзекуции, предусматривалась необходимость иметь в запасе розги, наручники и веревки. «Вот если бы, — даже мечтательно сказал кто-то, — переносные виселицы!» Множество подобных деталей исключало какие бы то ни было сомнения в характере миссии, возложенной царем на генерал-лейтенанта Меллер-Закомельского.