Обиды, похвальба, житейские истории всякого рода — все выливается в неторопливой вагонной беседе. Ковчег покачивает, потряхивает на стыках рельсов; монотонный, как жужжание веретена, стук колес гонит в сон.
Огромное количество людей в России едет по железной дороге в поисках лучшей доли. Мужики тянутся в город на заработки. Город же выбрасывает, как перегоревший в печах его шлак, тени людей с потухшими глазами и убитыми надеждами. Они возвращаются в родные места, чтобы в лучшем случае дожить век за печкой, тоскливо разматывая серую кудель зимних вечеров, скрашенную многословными воспоминаниями о городской жизни. И она сейчас, в рассказах, предстает пестрой и заманчивой, как ярмарочный торг.
Мастеровой люд кочует по разным причинам. Кто проштрафился, кто стал лишним: поставил хозяин машину — прогнал десяток рабочих.
Женщины путешествуют главным образом по причинам семейного характера. Если же получше всмотреться, окажется, что и они втянуты в тот же круговорот: муж или сын зовет в город, одинокому жить дорого, опять же в деревне свекровь или невестка из дому гонит.
Многие едут в город «на место» — в няньки, кухарки, судомойки.
Наконец, единицами, нарядные и приметные, как мухоморы во мху, красуются купеческие сынки в суконных поддевках, собранных в талии мельчайшей гармошкой, с высокими картузами, вздымающимися на копне волос, как шест на соломенной крыше трактира.
От непримечательного полустанка остался в памяти необыкновенно настойчивый бабий голос, прямо-таки со страстью приглашавший покупать соленые огурчики.
— Ишь, надрывается, бедолага, видать, насолила без меры! — заметил кто-то.
— Рассол с похмелья попили, теперь огурцы хоть даром отдавай! — тотчас отозвался сочувственный бас.
На большой станции в вагон сели плотники с полотняными котомками за спинами, с пилами и топорами, укутанными, как куклы, тряпками. Люди все пожилые, бывалые, умеющие поговорить с народом. Работали они артелью с давних пор. Все из одной деревни. Как выразился их старшой, крупный мужчина с правильным и неподвижным, словно на иконе, лицом, «мошна людей поодиночке разводит, нужда в кучу сбивает». Харчились тоже артелью. Хозяйство вел, «кашеварил» маленький разговорчивый старичок-слабосилка, который выполнял подсобную работу, направлял пилы, точил топоры. Заработок ему начисляли одинаково с другими. И относились к нему с почтением, как к лицу, облеченному общественным доверием. Звали его одного из всей артели по имени-отчеству: Мартын Иванович.
Плотники направлялись в Самару, завербовались туда еще осенью на постройку моста. Говорили, народу туда требуется уйма. Работа, однако, тяжелая, по пояс в воде. Как остатний лед сойдет — приниматься.
— Что ж, за это ведь платить боле должны? — поинтересовался бледнолицый парень в облезлой шапке с верхней полки.
— Обещают, дык обещать это можно, — меланхолически объяснил рябой мужик с водянисто-голубыми глазами, полуприкрытыми красными, воспаленными веками.
Мартын Иванович, подергивая седую бородку, жидкой косицей приклеившуюся к подбородку, подхватил:
— А там либо дожжик, либо снег, либо будет, либо нет. Что подрядчик деньги наши зажулит — это беспримерно, вся задача в том — сколько.
— За работу, понимать это надо, вперед не платят, — продолжал рябой мужик, не торопясь и как будто недоумевая. — Зайди в лавку, спроси на копейку семечек — тык вынь-положь денежку. А за труд — не-ет! Ты сперва поработай, выходит, в долг.
— Долг не вервие, полежит — не сопреет, — успокоительно заметил старшой.
— И как это, скажи, получается, — рассуждал как бы сам с собой голубоглазый, — не богатый бедному, а бедный богатому в долг дает. Эт-то почему же?..
На вопрос никто не ответил. Задремавшая в углу старуха богомолка проснулась от вдруг наступившей тишины, обвела всех беспокойным взглядом и на всякий случай пробормотала:
— Господи, прости наши прегрешения, бога позабыли, начисто позабыли, окаянные, водку жрут, табак курят!
— Не к месту, — равнодушно сказал старшой.
— Что, лукавый привиделся? — едко осведомился Мартын Иванович. — Уж больно сладко во сне усмехалась.
Старуха яростно отмахнулась. Мужики захохотали. Плотники опять заговорили про Самару, про постройку, эва сколько людей гонят туда со всех сторон!
— Что ж, там до сей поры моста не было? Чай, Волга не только что разлилась. Аль старый сгорел? — спрашивала любопытная молодайка в пестрой шали.