— Полюс холода, — повторил Бабушкин задумчиво. Он сидел на низенькой табуретке с ременным сиденьем, на ней обычно сапожничал Дымковский. — А вот скажите, что всего более поражает, когда вступаешь в Якутскую область? А?
— Простор, — ответил Антон.
— Именно, — подхватил Бабушкин. — Ведь кругом мертвечина, кустарники какие-то чахлые, низкорослая лиственница, леденящий ветер, — так и кажется, что где-то здесь мертвая голова лежит и ждет Руслана. А впечатление не жалкое, нет. Впечатление не бедности, а силы природы. А уж потом, ближе к городу, когда пойдут леса, — и вовсе весело становится.
Бабушкин решительно потащил кухлянку через голову:
— А то разнежишься так-то!
Теперь Антон увидел, что гость строен, мускулист, не новый пиджачишко лежал на нем ладно, а воротничок сорочки был свеженакрахмаленный. Все это шло в противовес небрежности в одежде, которой даже щеголяли некоторые ссыльные.
— Чай пить будете, Трунов сейчас устроит, — пообещал Иосиф Адамович.
Но вместо Трунова явились две девицы, которые заботились о Дымковском в той мере, в которой он им это позволял: ссыльная учительница Лидия Григорьевна Батина, высокая русоволосая красавица, и Симочка Штерн, смуглая, отчаянная, с мальчишескими вихрами.
— Вы что, меня проведать альбо гостя посмотреть? — без стеснения спросил Дымковский. — Знакомьтесь. Матка боска, куда от женщин денешься!
Бабушкин чинно поклонился.
— Да как же вам не совестно! — закричала бойкая Симочка. — Разве мы к вам и без гостей не приходим?
Антону хотелось поскорее разузнать, не привез ли Иван Васильевич новости. Но девушки увлекли Антона за собой в сени. Трунов, поджав одну ногу, как цапля, и засунув бороду в вырез жилетки, надетой поверх длинной ситцевой рубахи, раздувал сапогом помятый, нечищеный самовар.
— Это что за гадость? — набросилась на него Симочка. — И что вы такое, Трунов, выдумали? Где труба?
— В трубе вытяжной силы нету, — пробормотал Трунов, надевая сапог.
Девушки, оказывается, уже знали про Бабушкина всю подноготную.
— Просто непонятно, как женщины этого достигают, — высказался Антон.
Рассказывали, как Бабушкин ушел от полиции в Смоленске. Он работал там на постройке трамвайной линии. Специально приехавший шпик случайно натолкнулся на самого Бабушкина и, обманутый его благонамеренным видом, спросил у него, не знает ли он такого-то, назвав фамилию Бабушкина по паспорту! «А он уехал из Смоленска», — ответил Иван Васильевич и в тот же вечер действительно скрылся из города.
С особой, чисто женской заинтересованностью девушки сообщили, что Иван Васильевич женился «по безумной любви» на скромной работнице, имел от нее дочку, и маленькая девочка эта умерла в то время, когда мать находилась в тюрьме.
Потом пили чай с баранками. Нет, новостей Иван Васильевич не привез: изолировали строго.
— Видимо, подробности о Втором съезде будем иметь весной, когда откроется навигация, хлынут большие партии ссыльных.
— Весной, — проворчал Дымковский, — до весны, как это говорится, вся вода утечет.
Все засмеялись. Иосиф Адамович вечно перевирал русские поговорки. Он сидел на постели, держа блюдечко с чаем на растопыренных пальцах, лицо его пылало, глаза блестели. Поймав быстрый и уклончивый взгляд Бабушкина, Антон прочел в нем тревогу. Дымковскому-то и была всего страшнее эта весенняя вода.
Иван Васильевич тотчас переменил тему разговора. В Сибирь для обследования политической ссылки Плеве послал фон Валя. Того самого фон Валя, который в бытность генерал-губернатором в Вильно приказал высечь розгами рабочих, участников первомайской демонстрации в 1902 году.
Валь проявлял усердие: в результате поездки был отстранен от должности военный губернатор Восточной Сибири Пантелеев. Плеве назначил начальником края графа Кутайсова. Как своему человеку, издавна ему преданному, Плеве ему обещал: «Всякое превышение власти покрою, а послабления не потерплю». Кутайсов воспользовался этой «установкой» широко, с размахом…
Вступив в должность, тотчас взялся за сочинение циркуляров; они имели одну цель: зажать в железные тиски политическую ссылку.
— Направляясь в Сибирь, едва, говорили, вошел в свой вагон, с порога стал диктовать драконовы законы насчет ссыльных. До вас они пока еще не докатились, — сказал Бабушкин.