В эту ночь Отто ничего не снилось. Он падал без конца на дно какой-то мягкой пропасти и стукался о невидимые стены, пока не погрузился в полное оцепенение сна.
Самолет был маленький и всем своим видом говорил, что он много пережил на своем веку, но никогда не сдавался и готов еще поспорить с трудностями и лететь, пока хватит сил. Казалось даже, что эта бравая наружность маленького кораблика похожа на лицо искателя приключений, изборожденное шрамами. Отто даже усмехнулся, увидев странное сооружение, и тут же придумал, как он будет рассказывать дома об этом полете и, описывая пассажиров, обязательно скажет, что они садились, не обращая внимания на дырки и трещины в фюзеляже, сквозь которые просвечивало небо, но чтобы заткнуть самую большую дыру в хвосте, посадили толстого в оранжевой хламиде монаха, так как из дыры нестерпимо дуло.
После перелета земля с ее пронизывающим, до костей жаром показалась такой знакомой, точно Отто уже давно видел эти равнины, окруженные холмами сожженной бурой зелени, деревни, где женщины в одеждах поливали друг друга водой тут же на улице и шли дальше по своим делам.
Старенький, подпрыгивающий на бугристой дороге джип уносил его через настоящие джунгли куда-то в сторону от этой равнины, и с каждым поворотом дороги зеленое море все гуще смыкало свои волны вокруг маленькой машины, в которой были только шофер, Отто Мюллер и небольшого роста, похожий на кузнечика, стройный, спокойный бирманец, инженер, увозивший Отто к его шефам в неизведанную даль. У Тин-бо, несмотря на свою худобу, казалось, состоит из железных мускулов, тонких, но гибких. Он выпрыгивал из джипа, как акробат, соскакивавший с проволоки, легко и привычно. Его лицо было хорошего шафранного цвета. Оно походило на лицо взрослого ребенка. Оно могло от улыбки становиться чрезвычайно добрым и вдруг делаться непроницаемым. В такие минуты он как будто погружался в далекие мысли и окружающее переставало существовать для него.
Отто Мюллер ехал в джипе, сохраняя предельное, невозмутимое германское самодовольство. Он хорошо себя чувствовал в этой тропической обстановке, где его положение привилегированного специалиста, которого уважают и окружают вниманием, которым дорожат, давало ему уверенность в своем бесспорном преобладании над этими маленькими, быстрыми в движениях людьми, одетыми в белые рубашки и пестрые лопджии — полосы материи, охватывающие, как юбки, их бедра.
Правда, его сосед У Тин-бо был в легком сером костюме, но и у него, как у любого бирманца, были надеты сандалии на босу ногу, зато голову украшала темно-коричневого фетра шляпа с широкими полями.
Глядя по сторонам и встречая только зелень, которая вырастала над джипом, как стена, ветви ее тыкались в бока джипа, нависали над головой, Отто невольно ощущал себя конкистадором, вступающим в свои владения.
Когда они совсем уже въехали в эту непролазную гущу леса, а дорога все продолжала петлять и лезть то по холму, то сбегать в мягкие котловины и было ощущение, что они так будут ехать день за днем, У Тин-бо заговорил:
— Вы видите, какое у нас лесное богатство. У нас есть не только лес! Есть в нашей стране и нефть, и олово, и вольфрам, и железо, и медь, и цинк, и драгоценные камни всех сортов…
— Мы поможем вам, — снисходительно сказал Отто, — мы придем вам на помощь. Вот только жара… Скажите, у меня будет человек, который будет носить зонтик за мной?..
— Будет, — сказал пристально посмотревший на него инженер.
— А будет у меня человек, который будет носить за мной складной стул и необходимые приборы? — снова спросил Отто.
— Будет, — сказал бирманец, смотря на Отто так, точно он сомневается, того ли специалиста везет в горы.
Но Отто посмотрел прозрачными глазами, ничего не выражающими, кроме бесконечной надменности:
— Вы хотите создать у себя в стране новое хозяйство, основанное на достижениях передовой европейской культуры и техники?
— Да, — ответил У Тин-бо, и его детски открытое лицо стало сосредоточенным, а его глаза приняли холодное выражение, точно он хочет сказать что-то злое, но он слушал дальше молча.
Отто продолжал:
— Без нас вам ничего не удастся сделать, чтобы Бирма расцвела. Но вы хорошо поступили, что пригласили специалистов, не политиков, а специалистов, потому что ни от каких речей не прибавится выработка железа и добыча цветных металлов. Лучше германских специалистов сейчас нет никого. Вы где учились?
— Я учился в Рангунском университете. У меня не было денег ехать в Европу… Я добился знаний большим трудом.
— Хорошо, — сказал Отто, чувствуя, что этот маленький человек с упрямыми глазами как бы признает над собой его германское непоколебимое превосходство. — У вас очень хорошие леса…
Бирманец ничего не ответил. Они ехали настоящими джунглями. Вокруг не было ни людей, ни деревушек. Никакая крыша даже охотничьего или дорожного домика не нарушала беснующееся море зеленых красок. Никакой художник не мог бы найти столько оттенков зеленого, сколько здесь щедрая кисть природы представляла изумленному глазу.
С трудом следя за этой бесконечной сменой деревьев, кустов, лиан, цветов, Отто должен был сознаться, что почти все ему незнакомо. Редко-редко он, казалось, ловил глазом знакомое дерево или куст, похожие на далекого европейского собрата, и снова летели зеленые видения, а джип все бежал, натужась и поскрипывая, сквозь это изумрудное чудо.
Он посмотрел на примолкшего бирманца и, не сдерживая полноты чувств, которые требовали, чтобы кто-то разделил их, сказал:
— Возьмите эти джунгли! Это дикие, мрачные, недоступные дебри! Я знаю, туземцы боятся джунглей. Туземцы боятся их потому, что они невежественны, они населяют их духами, нечистой силой, привидениями, они боятся их потому, что они не могут бороться с дикими зверями, европеец же входит в них и делает в них все, что хочет. Он покорил все джунгли, и эти джунгли мы усмирим быстро. Конечно, без нас вы ничего не сделаете. Мы — специалисты — подчиним эту дикую силу на пользу вашей стране…
Бирманец чуть наклонился к шоферу и сказал на своем языке. Отто не мог понять сказанного.
— У пятого поворота останови машину. Скажи, что не в порядке мотор. Остановка на полчаса. Так нужно…
Шофер не выразил никакого удивления. Он только переспросил для точности:
— У пятого?
— Да!
У Тин-бо сказал Отто:
— Эти шоферы ездят здесь с поразительно-небрежной скоростью. Он совсем не следит за дорогой. В джунглях даже днем случаются неприятности и с людьми и с машинами…
— Да, я слышал, у вас гражданская война, — ответил Отто, — но ведь нас, иностранных специалистов, это не касается. Мы нейтральны…
У Тин-бо заметил, что дорога в этих местах совершенно безопасна и что он подразумевал совсем другое. Мало ли что может случиться с мотором, и потом сиди и жди часами среди девственного леса, обитатели которого иногда излишне воинственны…
Машина продолжала мчаться так быстро, что, казалось, зеленый навес превратился в какой-то подводный коридор, точно машина неслась по дну зеленой реки.
Вдруг машина сделала какой-то странный скачок, в моторе застучало, и джип остановился. Шофер с застывшим лицом пробормотал несколько слов и выскочил из машины.
У Тин-бо покачал неодобрительно головой, вылез вслед за ним. Шофер поднял крышку капота. Потом инженер сказал озабоченно Отто Мюллеру:
— Нам придется немного погулять. В моторе какие-то неполадки. Я как будто предчувствовал, что с машиной что-нибудь случится. Ну, а пока он копается, мы разомнем ноги. Прошу вас…
Он хотел помочь Отто вылезть, но тот выпрыгнул сам, слегка отстранив эту маленькую коричневую руку, упругую, как пружина. Отто понимал кое-что в машинах, но сейчас при этой, вероятно, небольшой аварии ему, европейцу, лезть в присутствии двух азиатов в мотор и копаться там, как простому слесарю, технику, было просто невозможно.
Поэтому он прошел вслед за бирманцем несколько шагов и остановился, чтобы оглядеться. Место, на котором с машиной случилось происшествие, было необыкновенным. Сбоку виднелось подобие поляны, заросшей так густо неизвестными ему травяными высокими растениями, что пробраться через них в самую чащу не представлялось никакой возможности. Но пройдя несколько шагов и миновав эту удивительную поляну, бирманец и Отто увидели что-то вроде тропы. Как будто здесь непролазная чаща раздвинулась, и в эту узкую щель можно было углубиться в джунгли.