Рыжий положил обе ноги на ружье. Потом перелег на более горячее место камня, снял с ружья ноги и положил руку. Потом он сел к нам спиной, но все же покосился на нас, и мы заметили, что он не такой уж и молодой. Может быть, и правда волшебник? Он еще раз покосился, заметил наши маски и повернулся к нам совсем. Мы сидели на корточках, ели его глазами и молчали. Мой язык никак не поворачивался. Выручил Сережа.
— У вас ружье? — сказал он хрипло.
— Ружье, — улыбнулся рыжий. — Интересуетесь?
Мы полезли к нему на камень и стали щупать и гладить ружье. Так состоялось наше знакомство с новым Сережей, который сначала был Сергеем Павловичем, а потом Сережей Большим, и, наконец, стал Сережей Вторым, а мой школьник Сережа, побыв Сережей Маленьким, сделался Сережей Первым. Но все эти метаморфозы происходили постепенно, в ходе наших совместных приключений. Пока же мы с Сережей, очарованные великолепием ружья, сопели и чмокали, а Сергей Павлович снисходительно улыбался.
— Где вы его достали? — опять опередил меня Сережа.
— В нашем институте студенты организовали кружок подводного спорта, достали у моряков чертежи акваланга, ружья. И вот видите — сделали, — потряс он ружьем.
— Конечно, студенты, — вздохнул Сережа.
Так постепенно завязался разговор. Мы с Сережей сворачивали его все время на темы о свойствах, конструкции ружья, о деятельности институтского кружка. Сергей же Павлович — он, оказывается, был профессором в том ленинградском институте — в свою очередь, старался вернуть нас к теме, которую мы уже окончательно обсудили с Сережей вчера: не ушла ли рыба от берегов Крыма куда-нибудь в другое место?
Знакомая история! Сергей Павлович с таким же восхищением рассматривал мою скорпену, с каким мы смотрели на его ружье. А пока он рассказывал о своих неудачах. Они как начались с приездом его на море, так и продолжались почти весь отпуск — оставалось ему отдыхать всего несколько дней. Мы, конечно, сочувствовали ему, он завидовал нам. Так произошла первая метаморфоза: Сергей Павлович стал просто Сережей Большим. Правда, одно обстоятельство чуть было снова не подняло его авторитет на недосягаемую высоту, но мы с Сережей Маленьким сумели не подать виду. Это так и осталось нашим секретом.
Сережа Большой, живописуя одну из своих неудач, очень часто упоминал глубины в семь-восемь метров, и столь же часто мы переглядывались с Сережей Маленьким. Конечно, заливает, — говорили наши взгляды. Вдруг мы услышали нечто, что заставило нас затаить дыхание.
— Ныряю, ухожу все глубже, — рассказывал Сережа Большой, — поддуваю воздух в маску, — для наглядности он фыркнул носом, — потом еще поддуваю…
Мы с Сережей Маленьким уставились друг на друга. Ай, да какие же мы ослы! — говорили наши взгляды, а голос Сережи Большого, как это бывает в радиопостановках, отодвинулся куда-то и заглох. Просто надо поддувать воздух в маску, чтобы выравнять давление, и ныряй куда хочешь. И снова Сережа Маленький опередил меня.
— Ух, жарко. Я окунусь немного.
Он натянул маску, схватил в зубы трубку и соскользнул с камня в воду.
Так и есть — он поплыл туда, где между камнями, по нашим расчетам, было восемь метров глубины и нам еще ни разу не удавалось донырнуть там до дна. Вот взвились над водой его ноги в самодельных ластах и плавно ушли вниз. Секунд через двадцать он вынырнул, показал мне камень со дна: мол, достал. Еще раз нырнул и опять вынырнул с камнями. Разогнался кролем так, что почти выскочил на камень, а на мой вопросительный взгляд кивнул, подмигивая.
— Порядок!
Мне тоже не терпелось попробовать нырнуть поглубже. Сережа Маленький выручил меня. Он сказал, что видел здорового краба между камнями, с которым якобы он побоялся связываться. Я сейчас же полез в воду, заплыл над впадиной — там, на дне, голубеют и отдают зеленью камни. Вдохнул воздух, наклонился, выбросил ноги и колом пошел в глубину. Маска придавила скулы, щеки; втягивая лицо, я фыркнул носом — и все прошло. Несмотря на глубину, маска больше не давила. Дошел до дна, еще фыркнул. Хорошо! Повернул камень, там — каменный краб. Не раздумывая, цоп его за панцирь, и наверх! Сам ошалел от своей смелости, а Сережа Маленький смеется, даже заливается от смеха.
— Полный порядок, — говорит.
Сережа Большой так ничего и не понял, потому что его совершенно покорили наши удачи, а свои собственные неудачи еще больше обескуражили. Кроме обычных неудач на охоте, которые случаются от неопытности, у него еще были две причины, вызывавшие значительные трудности. Близорукость и зябкость. Да, Сережа Большой быстро мерз в воде, и ему требовался горячий песок или вот такой плоский, нагретый солнцем камень. И еще: от нетерпения ему хотелось поскорее снова начать поиски дичи. Сережа Большой не успевал как следует отогреться и залезал в воду.