Выбрать главу

— Роман! Ты? — обомлел он, нащупав на человеке кожаную куртку. — Боже мой, как это получилось? Как ты сюда попал? Что же делать? — бессвязно бормотал он, стараясь приподнять и посадить раненого Ермолова.

Тот, отстраняя его рукою, шептал:

— Не трожь. Перевернуться бы на спину.

Молчанов опустился на колени и, поддерживая его голову рукой, освободил от карабина.

Ермолов приподнялся.

— Помоги, — пробормотал он. — В грудь шлепнула, проклятая. Если легкие не порвала, выдюжу… Засвети спичку. Нет крови на губах?

— Нет, Роман, нет! — с надеждой воскликнул Молчанов, не замечая, что огонек обжигает ему пальцы. — Надо куртку расстегнуть, перевязать.

Он начал вытаскивать рубаху из-под брючного ремня Ермолова, чтобы приподнять ее и обнажить грудь.

— Пори ножом, чего смотреть, — с досадой сказал Роман.

Молчанов распахнул рубашку и увидел выше правого соска черное пятно — входное пулевое отверстие.

Пачкаясь в крови, он неумело, кое-как перевязал Ермолова.

«Только бы остался жив Роман, а уж я никогда больше не возьму в руки оружия, — клялся он. — Кто мог думать, что его понесет на тропу? Только бы был жив…»

Он хотел перенести на руках раненого в лодку, но Ермолов отстранил его, заупрямился:

— Чего жилы рвать? Сам дойду, поддержи.

В лодке Ермолов лег на левый бок и больше не произнес ни слова.

Молчанов сбегал, принес карабин и, налегая на шест, погнал лодку к лагерю. Чего только не передумал он в эту кошмарную ночь, пока плыл с проклятой медвежьей охоты, когда страсть победила разум и он выстрелил не в ясно видимого зверя, а в темное пятно, нарушив первейшую заповедь охотника.

Думы Ермолова были не столь мрачными. В первое мгновение он просто перепугался, не зная, за что и почему в него стреляют. Потом, опомнившись, стал лихорадочно ощупывать себя, куда он ранен. Его страшила мысль, что он может вот так внезапно, при памяти, умереть.

Роман не знал анатомии человека, но в анатомии зверя разбирался не хуже ветеринара. «Раз кровь ртом не идет, значит, в нутро не попало, ранен не смертельно», — отметил он про себя после того, как Молчанов подтвердил, что крови на губах нет.

«Шаркун несчастный, — успокаиваясь, подумал он. — Человека от зверя не отличит, а туда же, охотиться!».

Сейчас, лежа в лодке, он думал о Гале, и даже нелепая ошибка Молчанова, чуть не стоившая ему жизни, не злила, а, наоборот, настраивала на какой-то иной, обнадеживающий лад. «Неужели и теперь Галя не убедится, в какую бестолочь она влюбилась?»

В полночь показался бивачный огонь. Все были в сборе, давно поужинали и не ложились спать только потому, что поджидали Молчанова и Ермолова.

Лодка, шурша о гальку, заползла на отмель, и Молчанов торопливо подошел к костру.

— А где Ермолов, — спросил Буслаев и, увидев, что Молчанов в крови, удивленно поднял брови. — Что случилось?

— Я нечаянно ранил… Думал, медведь…

Буслаев вскочил, резко отстранил Молчанова.

— Ермолов, жив? — спросил он, наклоняясь над лодкой и щупая влажный лоб раненого. — Эй, кто там, помогите!

Но Ермолов не дал себя нести. Он медленно поднялся и, поддерживаемый под руки, неуверенно прошагал к костру на онемевших ногах.

— Галя! — крикнул Буслаев, — живо к костру одеяло, подушку, простыню, аптечку!

Все пришли в смятение. Галя кинулась в палатку, мужчины обступили Ермолова. Каждый старался хоть чем-нибудь помочь, только Молчанов стоял как неприкаянный, комкая в руках свой синий берет.

— Какое-то проклятье висит над нашей экспедицией, — проговорил Скробов. — На Баджале Егор, теперь Ермолов…

— Ерунда! — резко оборвал его Буслаев. — Там опасности пути, здесь — ротозейство!..

Он сосредоточенно обработал рану и стал накладывать: повязку.

Закончив, он оставил около Ермолова Галю, а всех мужчин отозвал в сторону. Молчанов рассказал, как было дело.

— Эх, ты! — морщась, словно от боли, вымолвил Буслаев. — И я~то!.. Доверился! Дал тебе оружие. — Он досадливо постучал себя кулаком по лбу. — Надо же было додуматься?

— Что корить себя без толку, — примирительно заметил Авдеев. — Что случилось, то случилось.

— Просто ума не приложу, как быть, — сказал Буслаев. — Ночью плыть опасно. Придется тебе, Степан Фомич, утречком чуть свет отвезти его в район.