— Они обезьян здорово ловят, — начал наш геолог Андрей Анисимович и рассказал кучу интересных вещей о Калимантане, на котором провел больше года.
Я пытался уточнить кое-какие детали из рассказов бывалого геолога у Сухарно, но тот лишь пожимал плечами и улыбался. Он яванец и на Калимантан приехал недавно после окончания университета Гаджа Мада в Джокьякарте. Сухарно молод, ему всего двадцать пять лет, а он уже руководит крупным строительным участком. На Калимантане все руководство — молодежь, да и сам остров по существу еще очень молод, он только начинает жить по-настоящему.
— Это наша целина, только она, пожалуй, потруднее вашей, — сказал Сухарно, — у вас машин много, а у нас их еще нет.
Береговые виды менялись. Сначала капал вошел в протоку С высокими кокосовыми пальмами и банановыми рощами по берегам — верным признаком близкого жилья, а затем свернул в канал, и мы долго плыли как бы посередине длинной улицы между одноэтажными хижинами. Одна ли это деревня или несколько слившихся, определить было трудно.
Часто встречались низенькие, ярко окрашенные мечети, испещренные резьбой. Попадались и деревянные христианские церкви; как правило, это были робкие копии готических храмов.
Стайки голопузых мальчишек с отчаянными криками бросались в воду и старались догнать катер; одетые в пестрые саронги и белые кофточки грациозно вышагивали женщины, неся на голове высокие корзины с фруктами. На небольших плотиках и мостках пристроились прачки. Намочив белье в желтой воде канала и намылив его, они принимались что есть силы колотить им по бревнам, затем полоскали и расстилали на траве для просушки. Мужчин на берегу было мало. Они, вероятно, работали в поле или в лесу. Одежда мужчин мало отличается от женской: тот же саронг, только вместо кофточки рубашка, а на голове черная мусульманская шапочка.
Иногда между домами виднелись рисовые поля, посевы кукурузы, батата. Это основные продукты питания местных жителей. Нельзя не упомянуть и бананы. Они очень вкусны в жареном виде. Правда, не всякий банан жарят, как не всякий банан едят сырым.
Жизнь местного населения тесно связана с каналом и рекой. Взад и вперед сновали лодки: открытые и с навесами, рыбачьи и пассажирские, грузовые и лодки-магазины и даже лодки-рестораны со столом и застекленным буфетом. Управляют лодками при помощи кормового весла. Иногда веслом орудует и пассажир, сидящий в носовой части.
Ранним утром на следующий день нашего путешествия мы плыли по широкой реке Капуас. Ее гладкую поверхность застилал туман. Было довольно прохладно. Рулевой по самую шею закутался в саронг, а ведь до экватора рукой подать!
На берегах появились гигантские деревья с желтоватой корой — ни дать, ни взять наша сосна, только растут на ней не иглы, а крупные листья. Пальм не видно совсем. С первыми лучами солнца лес огласился пронзительными криками, похожими на женские причитания.
— Это вава, — пояснил Сухарно, — она самая первая просыпается в джунглях.
По-видимому, так здесь называют гиббонов, которые дают сигнал пробуждению обитателей джунглей. Скоро шум леса начал заглушать даже рокот мотора, но не смог разбудить моих спутников.
Воздух неподвижен, ни малейшего ветерка, а на правом берегу деревья раскачиваются, как в сильную бурю. Все разъяснилось, когда подплыли ближе. На ветвях резвилась огромная стая обезьян. Не менее сотни их с криком и шумом носилось по ветвям, не обращая ни малейшего внимания на катер, на наш крик и свист.
МАША И ВАНЯ. ШАЙТАН ГЕНА:
ГДЕ ХИЩНИКИ? ПИТОН В ДОМЕ
«Маша! Ваня! Встречайте гостей! — кричит Андрей Анисимович, когда катер приближается к одинокому понтонному домику на реке Кахаянге в десятках километров от ближайших селений. На зов выходят юноша и девушка… индонезийцы. Мы удивленно смотрим на Андрея Анисимовича.
— Понимаете, имена у них больно трудные, — смущаясь говорит геолог, — вот я и дал им наши. А они меня паком[4] называют.
Маша и Ваня — это молодые супруги Сучипто, помощники и друзья двух советских геологов, прокладывающих «визирку»— узкую просеку в непролазном лесу, где пройдет дорога.
Работа у геологов трудная. Просеку приходится вести почти вслепую, так как карты очень старые, составленные голландцами еще в 1911 году, В них много погрешностей. Местность изрезана оврагами. На ста пятидесяти километрах дороги надо соорудить восемьдесят мостов и виадуков.
— Да тут еще рабочие иногда чересчур суеверные, — пожаловался Андрей Анисимович, — лесных духов боятся. Нас они часто шайтанами называют. Ведь нам эти духи не страшны.
Андрей Анисимович от души посмеялся и сказал, показывая на реку:
— Вон главный шайтан Геннадий с трассы возвращается. Отчаянный парень.
К домику приближалась лодка, на корме сидел парень в ковбойке и ловко, как заправский островитянин, орудовал веслом. Мы познакомились. В отличие от Андрея Анисимовича, который уже двадцать пять лет ведет трудную жизнь геолога-изыскателя, побывал в Туркмении, Татарии, Сибири, работал в Монголии и Иране, Геннадий лишь недавно окончил институт и его геологическая тропка только начиналась.
— Трудно?
— Не без этого.
Трудности Геннадия не пугают, его только огорчает, что здесь мало… хищных зверей.
— Ребята из Африки пишут, что там и львы и чего только нет!
Мы показали ему книжку, где говорится о леопардах, носорогах и свирепых кабанах на Калимантане, не говоря уже о трехстах двадцати видах змей, но Геннадий только махнул рукой:
— Леопардов не видел, а вот змей и крокодилов здесь действительно хватает. — Он рассказал, как, вернувшись однажды с трассы, чуть не наступил в своей комнате на четырехметрового питона.
— Пулей выскочил из комнаты, — улыбается он, — а потом позвал рабочих, и они зарубили удава парангами[5].
Я слышал, что даяки умеют приручать питонов и даже доверяют им своих детей. Уходя по делам, отец и мать спокойно оставляют ребенка на попечение такой няньки. Накормить она не может, но зато в обиду не даст и из дому своего подопечного не выпустит.
Индонезийка Маша пригласила нас выпить по стаканчику чаю или кофе. Но пришлось отказаться. Нам нужно было засветло добраться до Палангкарайи — первого города, возведенного свободной Индонезией. Мы спешим на капал.
— Саламат джалан! Счастливого пути! — приветливо машут нам руками новые друзья.
КРУГОМ СЕМНАДЦАТЬ
ГОРОД, НЕ ЗНАВШИЙ КОЛОНИАЛИЗМА
ШАШЛЫК ИЗ ЦИКАД
ДАВАЙ! ДАВАЙ!
Число 17 считается в Индонезии счастливым. В Палангкарайе целый букет таких счастливых дат: 17 июня 1957 года президент Сукарно торжественно заложил Палангкарайю, единственный пока город, появившийся на карте Индонезии после 17 августа 1945 года — дня провозглашения Республики. Город стал центром 17-й по счету провинции страны — Центрального Калимантана. В Палангкарайе будет 17 городских районов, и даже высота флагштоков возле государственных учреждений равна 17 метрам.
Все это с мягкой улыбкой рассказывает нам Чилик Ревут, губернатор провинции, участник освобождения Калимантана от голландских колонизаторов.
— Наш город новый, новый во всех отношениях, и у нас ничто не должно напоминать о колониализме, — говорит он. — Вы обратили внимание, в нашем городе нет бечаков, отвратительного порождения колониализма. Но это только начало. Работы предстоит еще очень много.
Президент Сукарно внимательно следит за ростом города и просматривает все наиболее важные проекты. Строительство города рассчитано на несколько пятилеток. Это будет вполне современный город, а пока его главный проспект упирается в джунгли и застроен коттеджами, в которых живут советские дорожники.
На военном мундире губернатора рядом с полосками орденских колодок смирно сидит цикада, похожая на огромную брошь. Такие же «броши» на плечах и рукавах многих присутствующих. На цикад никто не обращает внимания, и они спокойно перелетают с места на место, как огромные мухи. Даяки ловят цикад, нанизывают их на веточку, как шашлык, обжаривают на костре и едят. Рассказывают, что, когда наши специалисты пустили в городе первую маленькую электростанцию, на яркий свет контрольной лампочки слетелось столько цикад, что их хватило на хороший ужин для всех собравшихся на открытие.