— Не все, — возразил Андрей Аверьянович. Он достал из кармана блокнот и карандаш. — В медицинском заключении написано, что пуля вошла в горло убитого справа от кадыка и, порвав пищевод и дыхательные пути, вышла слева. — Андрей Аверьянович на листке нарисовал изгиб реки, поставил точки: две на левом берегу, одну на правом. Соединил их прямыми линиями, и получился треугольник, вершина падала на точку, в которой находился Моргун. В этой точке карандаш изобразил круг со стрелочкой. — Представим себе, что это шея, — пояснил Андрей Аверьянович, — стрелочка — кадык. Положение списываю с натуры: так стоит и держится Прохоров. И что же получается? С той стороны реки стрелок не мог попасть в шею справа от кадыка, мой элементарный чертеж наглядно убеждает в этом.
— Но Кушелевич со своего места тем более не мог попасть.
— Совершенно верно. Если бы он выстрелил, то пуля пробила шею Моргуна не справа налево, а наоборот.
— И что же из этого следует?
— Видимо, следует предположить, что Моргун стоял не левым, а правым боком к Кушелевичу, а значит, не держал ружья на руке, а если и держал, то не угрожал им.
— Опять улики против Кушелевича? Но мы установили, что стреляли с того берега…
— Мы этого не установили, — перебил Андрей Аверьянович. — Мы пришли к заключению, что могли стрелять с того берега, что это не противоречит заявлению Кушелевича, будто звук выстрела он услышал справа от себя. Так могло быть. Но у нас нет никаких доказательств, что так было. Сами понимаете, искать на том берегу следы, вещественные доказательства после такого ливня, спустя столько времени бесполезно.
— Час назад мне казалось, что мы уже бесспорно установили правоту Кушелевича. — Валентин Федорович развел руками. — На самом деле мы ничего не знаем.
— Не совсем так, — Андрей Аверьянович крикнул Прохорову, чтобы тот покинул свой пост, а сам направился к палатке. — Не совсем так, — повторил он, когда Валентин Федорович смог идти рядом. — Я почти убежден, что Кушелевич не стрелял в Моргуна. Говорю «почти» потому, что в цепочке рассуждений, приходивших мне в голову сегодня ночью, недостает нескольких звеньев.
— Поза Моргуна? — спросил Валентин Федорович.
— И это смущает. Но поза Моргуна не самая трудная из задачек, которые тут возникают. Вернемся в город, повидаюсь с Кушелевичем, и он прольет свет на эту загадку. Сложнее другое: почему выстрелили в Моргуна, а не в Кушелевича, хотя все, кто балуется здесь с ружьишком, скорее всего должны были стрелять именно в Кушелевича?
— А не заехать ли нам в Желобной, — предложил Валентин Федорович, — для полноты впечатления?
— Втроем приедем, народ перебаламутим, — сказал Прохоров, уже вкусивший от поискового азарта. — Вы поезжайте на кордон и ждите нас там, — обратился он к директору, — а мы с Андреем Аверьяновичем завернем в поселок, крюк невелик.
— Что же, давайте заедем в поселок, — согласился Андрей Аверьянович, — смотреть так уж смотреть.
Минут через двадцать тронулись в путь.
Когда переправлялись через Чистую, Прохоров вел лошадь Андрея Аверьяновича в поводу. Большая вода ушла, но все-таки поток был бурлив и мутен, и кони шли трудно, особенно тяжело приходилось жеребцу Прохорова — он первый принимал на себя напор течения, беря наискосок, грудью пробивался к другому берегу. Под его прикрытием Гнедко шагал безбоязненно, и все обошлось благополучно, только намок Андрей Аверьянович до пояса.
Выбравшись на берег, всадники спешились, вылили воду из сапог, выкрутили брюки и тронулись дальше. Андрей Аверьянович чувствовал себя уже бывалым наездником и, когда штаны на нем пообсохли, согрелся и в безопасных местах ухитрялся даже подремывать в седле.
Тропа в Желобной сворачивала за несколько километров до кордона.
— Пока вы там будете путешествовать, мы с Филимоновым форельки наловим, — сказал Валентин Федорович, остановись у развилки.
— А мы в поселке и закусим, — пообещал Прохоров, — есть там у меня старый знакомец, хлебосольный человек.
— Вот и отлично, — одобрил директор.
— Я ему Андрея Аверьяновича родственником отрекомендую, — сказал Прохоров. — Мол, приехал в отпуск, с разрешения начальства показываю ему кавказскую природу.
— У нас с вами и сходство есть, — усмехнулся Андрей Аверьянович, — оба небриты, стеганки одинаковые, только шевелюра у меня подгуляла, — он снял кепочку и провел ладонью по сильно поредевшим волосам.
Прохоров скупо улыбнулся. У него волосы росли буйно, из-под фуражки на правый висок наплывал казацкий чуб.