Первое, что бросалось в глаза на подходе к станции, — две огромные мачты. Такие мачты строились на заре развития радиосвязи. Бревна почти в человеческий обхват, надставленные одно на другое, тремя гигантскими свечами уходили на шестидесятиметровую вышину. Между собой бревна соединялись длинными болтами. Внутри треугольника, образуемого бревнами, можно лезть до самого верха. Три яруса оттяжек из стальных тросов толщиной в руку, изоляторы величиной с детскую голову — все это было добротно, фундаментально, но страшно громоздко.
В доме одну треть занимала радиорубка, а две трети — машинное отделение. Кроме того, в пристройке находилась большая аккумуляторная батарея. Посредине рубки стоял искровый пятикиловаттный передатчик, дальность действия которого не превышала 300–400 километров — только до Югорского Шара.
Пуск передатчика был целым событием. После звонка к механику в соседнее помещение начинался запуск двигателя. — Механик должен был, оперируя сжатым воздухом и ловко попадая в такт, заставить работать двигатель. Иногда это удавалось не сразу, воздух расходовался без толку, и двигатель не желал работать. Тогда объявлялся аврал: все бросали свои занятия, спешили в машинное отделение, как мухи, облепляли большой маховик и приводной ремень. Общими усилиями запускали двигатель. Шурша и шлепая, скользил ремень. Накаливалась контрольная лампа, и вспотевший механик, пропуская мимо ушей нелестные по его адресу эпитеты, вежливо благодарил за помощь.
После этого вступал в роль я. Взревев трубным звуком, начинал работать пятикиловаттный умформер. Выводить реостат следовало терпеливо, не торопясь: поспешность могла привести к аварии.
Во время навигации несколько судов одновременно тщетно вызывали нас, но мы, связанные по рукам и ногам ограниченными возможностями аппаратуры, не могли быстро отвечать.
Приемник — все те же потрясающей толщины эбонитовые плиты, увенчанные кристаллическим детектором, — тоже не радовал. Нынешние радиолюбители только понаслышке знают, что были, мол, какие-то детекторы: эдакие камушки, по которым приходилось долго елозить пружиной, прежде чем удавалось услышать.
Грохочущий двигатель, от которого мелкой дрожью трясся весь дом, визжащий умформер, огромные мачты и крохотный камушек с пружиной — вот и все, с помощью чего полярная станция Маточкин Шар с громом и треском посылала в эфир радиоволны.
Пуск станции в лучшем случае занимал не менее пяти минут, и в результате всей этой кутерьмы перекрывалось расстояние не более 400 километров… Нам, конечно, было известно, что для радио не существует границ, но, пока на соседних станциях нас слушали на таких же, как и наш, детекторных приемниках, границы, увы, практически существовали. Ничего не поделаешь, такова была техника радиосвязи.
Но вот рядом с той, эпохальной аппаратурой разместился небольшой передатчик мощностью всего лишь в 150 ватт. Пять киловатт и полтораста ватт — ровно в тридцать три раза меньше! А по соседству с эбонитовым сундуком-приемником стал его изящный новый родственник.
Мои товарищи по зимовке не интересовались радиотехникой. Первое время я пытался просвещать их, но потом перестал. Каждому — свое, или, как говорится, кесарю — кесарево, слесарю — слесарево. Поэтому, когда все было установлено и проверено, я предпочел остаться один и действовать в одиночестве.
Наступили минуты, которые я мысленно переживал уже много раз, минуты, которыми заканчивались многомесячные заботы, волнения, хлопоты, неприятные разговоры. Все осталось позади.
Каков будет результат? Усиленно билось сердце. Ведь еще никто до меня не слушал здесь короткие волны, еще никто не посылал их из Арктики.
Медленно поворачиваю ручки приемника, прохожу по диапазону, тщательно его прослушивая. Ура! Приемник работает отлично. Развеялись опасения, что эфир в Арктике особенный и короткие волны проходить не будут. Вот монотонной скороговоркой бубнят крупные станции. А вот легкая музыка из Голландии. Очень хорошо, но это не то, что мне надо. Нужно найти место, где, сгрудившись кучкой, сидят любители.
Есть ли еще такое, выражаясь модным ныне словечком, хобби, которое требовало бы столько терпения, усидчивости, времени, как радиолюбительство? Я сам заражен им уже несколько десятков лет и знаю многих подобных мне одержимых энтузиастов. Я знаю, как после рабочего дня, наспех пообедав, провожаемые неодобрительными взглядами жен и домочадцев, они, презрев все на свете, устремляются к своим самодельным передатчикам и приемникам. Они будут сидеть до глубокой ночи и слушать, звать и опять слушать с твердым убеждением, что такие же одержимые сидят во всех уголках земного шара. Место встречи их — мировой эфир. Особый спрос на отдаленные страны, на экзотику. Ведь подумать только, как это здорово, сидя дома, зацепить Огненную Землю, Тасманию или какой-нибудь коралловый островок Полинезии!