Первая полярная коротковолновая радиостанция, несомненно, должна была стать объектом яростной охоты для радиолюбителей. Позывные станции пришлось изобретать самому. Пользоваться официальным позывным Маточкина Шара не представлялось возможным, так как коротковолновая установка опытная и нигде не была зарегистрирована. Решил для позывного взять буквы «ПГО», что означало «Полярная Геофизическая Обсерватория».
И я упорно шарю в эфире, отстукиваю на ключе:
«CQ CQ CQ de PGO QBK?K» — «Всем, всем, всем. Я — ПГО. Кто меня слышит? Отвечайте!» И опять; «CQ CQ…»
Все действовало отлично. Работу других станций я слышал, следовательно, кто-то где-то должен же услышать меня. И вот наконец после очередного вызова я услышал свой позывной — меня кто-то звал. Слышимость была отчаянно слабой, но ошибки не могло быть: звали ПГО!
От радости я так разволновался, что принял только половину позывного. По этому огрызку можно было лишь понять, что это советский радиолюбитель. Но сколько я ни звал его теми двумя буквами, которые удалось принять, он больше не ответил. Экая досада!
Первый блин получился комом. Что же делать?
Тогда я послал в редакцию радиожурнала депешу, в которой изложил все обстоятельства и просил помочь выяснить, кто же был моим первым корреспондентом. Через неделю пришел ответ. Редакция установила, что моим собеседником был бакинский радиолюбитель. Новая Земля — Баку! Ну что ж, несмотря на осложнение, это было воодушевляющим началом.
По вечерам я «пропадал» в эфире, и вскоре появилась куча знакомых во всех странах Европы. Любителям интересно было работать с самой северной станцией, и спрос на ПГО возрастал.
Через полгода с острова Диксон пришла просьба послушать только что собранный ими самодельный передатчик мощностью всего лишь десять ватт. Нашего полку прибыло!
В назначенное время связь с Диксоном состоялась с отличным результатом. Я горячо поздравил коллег. Мы долго беседовали и восхищались своими молниеносными ответами. Теперь ни тут ни там не требовалось запускать огромные двигатели. Пуск станции занимал секунды. Были довольны мы, радисты, но в большей степени механики. Теперь мы обходились без них.
Регулярная радиосвязь с Диксоном на коротких волнах представляла особый интерес, и, хотя это и не входило в наши служебные обязанности, мы точно соблюдали нами же установленные сроки. За долгомесячную полярную ночь по нескольку раз я устанавливал связь с большинством советских радиолюбителей и со многими коротковолновиками Европы.
Сейчас, спустя много лет, я вспоминаю до мелочей одну особенно счастливую ночь, когда мне удалось связаться с несколькими своими корреспондентами. После долгих часов, проведенных в накуренной радиорубке, я вышел наружу подышать морозным воздухом. Тихая лунная ночь была прекрасна. Передо мной открывался чудесный вид на берег, полого спускающийся к проливу, забитому торосами. Над всей округой мерцали радужные иглы северного сияния. Все это походило больше на декорации какой-то героической оперы, нежели на всамделишную природу.
Я глядел вокруг и думал. В эти сияющие дали ушли мои радиоволны. Вероятно, московский коротковолновик, с которым я только что разговаривал, звонит моей матери по телефону и передает мой привет. Радиолюбитель в Париже долго допытывался, лежит ли у нас снег, холодно ли и чем мы вообще занимаемся. Сейчас, видимо, собрана вся семья парижанина и выслушивает его взволнованное сообщение о том, что он только что разговаривал чуть ли не с Северным полюсом. Хорошо, что я не несу ответственность за достоверность всего того, что рассказывалось экспансивным парижанином.
Все проведенные связи я подробно записывал в тетрадь для Нижегородской радиолаборатории. Материал об условиях прохождения коротких радиоволн в Арктике накапливался. Время от времени я посылал донесения в Архангельск и в Нижний.
Наступила весна. Мои донесения об установленных дальних связях, которые я посылал начальству, оставались пока без ответа. Правда, я и не ожидал особой признательности и восторгов. В памяти еще жило то настороженное отношение к моей затее. Но по-видимому, мои донесения кем-то читались, где-то обсуждались. Нашлись инициативные люди — жаль, я не знаю их фамилий, — которые соорудили самодельный коротковолновый передатчик и в один поистине прекрасный день обратились ко мне с просьбой прослушать работу новой станции в Архангельске и установить с ней связь. Эта радиограмма была для меня лучшей наградой!